Эвелин поднимается из-за стола и неуверенно замирает, стоя напротив Дэвида, от которого ее по-прежнему отделяет эта проклятая незримая черта. От ее взора не укрывается это неловкое движение его руки, словно он хотел дотронуться до нее, но потом передумал, и от этого ей становится еще больнее. Сейчас Эвелин буквально физически ощущает, как время словно начинает ускоряться – часы неумолимо отсчитывали последние мгновения этой судьбоносной встречи, а все, что она могла сделать, это беспомощно наблюдать, как драгоценные минуты ускользают в никуда, словно песок сквозь пальцы. И остановить это, повернуть время вспять, было уже невозможно.
Дэвид говорит, что им пора идти, и Эвелин лишь кивает головой в ответ, изо всех сил стараясь не расплакаться. В его голосе больше не звучит привычная мягкость, впрочем, это и понятно – он тоже чувствует, что их разделяет невидимая граница, и не хочет ее переступать, уважая выбор Эвелин. И девушка ему за это благодарна – пусть ей и самой очень хотелось остаться и больше уже никогда не расставаться с ним, все же поступиться своими принципами она не готова. Не потому, что упряма или слишком ханжески воспитана, а просто потому, что если сделает так, поддастся соблазну, то не сможет удержаться и со временем желание потакать себе во всем и идти только легким путем возьмет верх, и это будет уже не та Эвелин, которую Дэвид называет ангелом.
Он пропускает ее вперед, и девушка выходит на улицу, где по-прежнему царит промозглая, дождливая погода, которая сейчас в полной мере иллюстрирует то, что творится у нее на душе. Сев в машину, она всю дорогу смотрит в окно, провожая глазами проплывающие мимо здания, яркие вывески и прохожих, куда-то спешащих по своим делам. В машине царит тишина, оба думают о своем и точно так же оба понимают, что все слова уже сказаны. Дорога обратно кажется ей очень короткой, и это тоже больно ранит, ведь Эвелин так хотелось провести еще хоть несколько минут наедине с Дэвидом, но вот уже виднеется здание университета, и машина въезжает на парковку. Она тяжело вздыхает, борясь с подступающими слезами, и поднимает взгляд на Дэвида, чьи глаза тоже подозрительно блестят. Смотреть на него становится просто невыносимо, и если бы сейчас выяснилось, что вернуть ему хорошее настроение можно, лишь кого-нибудь убив, то Эвелин наплевала бы на все свои принципы и, не задумываясь, лично утопила бы ведь город в крови. Но, к сожалению, ей слишком хорошо известно, что именно является причиной этого блеска в любимых глазах, и ничего поделать она с этим не может.
- Обязательно, - едва слышно отвечает она, с болью в сердце понимая, что расставание с Дэвидом, которое еще совсем недавно казалось событием пусть и немного, но все же отдаленным, теперь уже неотвратимо надвигается, а секундная стрелка часов безжалостно отсчитывает последние мгновения, которые они сумели провести вместе. – Я тоже буду очень скучать, - эхом вторит его словам Эвелин, и прежде чем алая слеза успевает сорваться с ресниц, выскальзывает из машины. Она не хочет, чтобы Дэвид видел ее плачущей, пусть он запомнит ее со счастливой улыбкой и блестящими от восторгам глазами, нежели рыдающей от бессилия.
Снова оказавшись во власти ненастной погоды, Эвелин прибавляет шаг, торопясь к своей машине, хотя гонит ее вперед вовсе не холод и не срывающиеся с неба капли дождя, а вполне осознанное стремление оказаться как можно дальше от Дэвида. Так проще и легче удержаться от соблазна махнуть рукой на все, погрузиться в его любовь с головой и раствориться там до остатка, и чем сильнее это желание, тем упорнее Эвелин идет в другую сторону. Вот ее машина, совсем недавно казавшаяся ей своего рода символом избавления от страхов и начала новой жизни, и Эвелин грустно улыбается, вспоминая об этом. Как она могла считать все это новой жизнью? Как вообще можно жить без Дэвида? Теперь даже странно так думать. Подойдя к машине, вампирша забирается в салон и несколько мгновений просто сидит в этой оглушительной тишине, чувствуя, как дрожат руки. Ей нужно упокоиться, и Эвелин закрывает глаза, пытаясь проглотить этот комок в горле, который не дает дышать. «Все будет хорошо», - мысленно убеждает она сама себя, а память тут же воспроизводит номер телефона, написанный Дэвидом в блокноте. Да, она обязательно позвонит ему, хотя бы просто ради того, чтобы услышать его голос и узнать, что у него все хорошо. Может быть, они даже встретятся, и Дэвид снова нарисует ее портрет, а Эвелин все это время будет любоваться им и думать о том, что когда-нибудь им уже не придется расставаться. По щеке  скатывается очередная слеза, и Эвелин решительно поворачивает ключ в замке зажигания, понимая, что еще немного, и она уже точно никуда не поедет. Двигатель тут же начинает тихо урчать, и серебристая машина резко срывается с места, сразу набирая большую скорость и унося свою владелицу в сторону городских улиц, хотя отныне, где бы она не была и как далеко бы не находилась от Дэвида, ее сердце всегда будет с ним.

-Я дождусь,- негромко произносит вампир и сейчас он тоже не улыбается. Он отвечает искренне и честно, всего два слова, но больше и не нужно. Он дождется, сколько бы это не заняло времени. Тем более, что время для него не так уж и много значит, с годами его ценность размывается, это неизбежно. Порой, часы могут растянуться в вечность, а иногда годы схлопнуться в одну минуту. Не важно, сколько пройдет времени, главное было то, что сейчас он верил – они будут вместе. На фоне этого понимания, все остальное блекло, становясь совершенно не важным. Пусть, будет тяжело, томительное ожидание, пусть он будет скучать каждое мгновение, что проведет в дали от Эвелин. Все это, все равно много лучше чем, если бы ее вовсе не было, если бы он не встретил ее сегодня, никогда не узнал. Да, порой достаточно одной случайной встречи, что бы жизнь сделала крутой вираж, такой крутой, что ему и не снилось. И так замечательно, что такое, все же, иногда случается. Шанс – один на миллион. Миллер припомнил одну пародийную книгу, в которой было сказано, что подобный шанс обязательно должен сработать. Не один к тысячи, или десяти тысячам, а именно один на миллиона – это вероятность неизбежности. И его губы снова тронула улыбка, хотя вслух он ничего не произнес. Когда-нибудь, они будут вместе сидеть около камина на диване, укрывшись шерстяным, клетчатым пледом, и читать друг другу, по очереди. Беззаботно смеяться во время веселых моментов, и смахивать слезу на трогательных. Он прочитает ей всю серию о страже, и они будут хохотать до слез с чудного капрала, и умилятся наивности капитана-принца. А еще грустить, каждый раз, доходя до окончания книги, крепко прижимаясь друг к другу.
Они буду разделять эмоции друг друга, чувствуя их как свои, пока не растворятся в безмятежном счастье. Когда-нибудь, все это, обязательно случится, а сегодня? Сегодня надо просто немного потерпеть, стараясь не обращать внимание, на щемящую в груди боль.
И как бы ни была неприятная эта боль, от осознания, что боль эта взаимна – на душе хорошо. Конечно, это эгоистично, и Миллер вовсе не хочет, что бы его Ангелу было плохо. Но осознание того, что не только ему сейчас совершенно не хочется никуда отпускать девушку, но и ей самой, не хочется его покидать – дарит ему радость надежды – той самой, которую шериф одной выдуманной страны, нарекает глупым чувством. Конечно, надежда – глупое чувство, но такое естественное. И что бы нам оставалось без него делать?
Оставив на столике крупную купюру, Дэвид встает, чуть приближаясь к Эвелин. Держась, впрочем, на почтительном расстоянии – подойди он слишком быстро, он может и не выдержать, не сдержаться, переступить черту. Его рука дергается вверх, когда он слышит легкий надрыв в голосе девушки. Он хочет прикоснуться к ее лицу, ободряюще погладить нежную кожу щеки. Но вместо этого, он лишь напоследок касается ее руки, несколько раз поглаживая ее большим пальцем.
-Идем, не будет терять время. Я не хочу, что бы у тебя были неприятности,- неожиданно серьезно произносит он, даже как-то немного холодно. Впрочем, он понимает, что Эвелин знает, что творится у него в душе, что дело тут не в его холодности. Просто это сейчас необходимо, чтобы удержать себя в руках. И он решительно выпускает ее руку, направляясь к выходу, пропуская ее вперед, открыв дверь. В холод и сырость поздней осени. И это так символично, этот контраст между теплым и уютным кафе, и холодной улицей осеннего Валенштайна.
Всю дорогу до университета Дэвид молчит, с задумчивым видом глядя на дорогу, даже не поглядывая на свою спутницу. И только оказавшись на месте, припарковав машину на студенческой стоянке, он снова поворачивает голову, что бы в очередной и последний раз  за сегодня, с невыразимым обожанием посмотреть ей в лицо.
-Позвони мне, пожалуйста,- с трудом произносит он, а на глаза, все же наворачиваются предательские слезы. Затем непроизвольно улыбается одним уголком рта, чувствуя, сколь несуразно, наверное, это выглядит со стороны. Совсем не похоже на Девида Миллера. Хотя, так ли не похоже? Человек, который всегда был склонен отдаваться своему увлечению без остатка. А ведь сейчас, перед ним сидело нечто большее, чем просто очередное увлечение.
-Я буду скучать,- произносит он, чувствуя ком в горле. Все-таки, как просто избавиться от всей этой грусти, небольшим усилием, призвав на помощь руну. Но он этого не делает. Несмотря на то, что так им обоим было бы легче проститься, он все равно не хочет. С каким-то мазохистским удовольствием упиваясь яркости собственных эмоций.

Упоминание о поломанных чужих судьбах неприятно царапает слух, в очередной раз убеждая Эвелин в том, что, возможно, Дэвид отнюдь не со всеми так мил и заботлив, как с ней. И все же ее это не пугает. Ну какое ей, в конце концов, дело до того, что было раньше, да к тому же не имеет к ней никакого отношения? Да, ей любопытно, отрицать это бессмысленно, но есть все же такие ситуации, когда лучше ничего не знать. И, похоже, сейчас это именно тот самый случай. К тому же Эвелин всегда гордилась тем, что умела понимать самую суть происходящего и не обращать внимания на несущественные детали. И слушая Дэвида, она уверена, что самое главное – это то, что ее судьба ему совсем небезразлична, а потому все остальное просто не имеет значения, и Эвелин ласково улыбается в ответ. Конечно, она чувствует то, что с ним происходит, его эмоции настолько ей близки, что Эвелин уже почти не различает их на «свои» и «чужие», и это общее, одно на двоих ощущение безмятежного счастья и затаенного волнения, полное смутных надежд и томительных тревог, сближает их куда больше, чем любые слова, которые можно было бы произнести. И когда Дэвид говорит, что станет самым счастливым носферату, если Эвелин однажды окажется рядом, девушка мысленно клянется себе в том, что этот день рано или поздно, но обязательно настанет. Неважно, сколько пройдет времени, но она это сделает, обязательно сделает, чего бы это ей ни стоило. Пусть это будет жестоко по отношению к Гедеону, пусть ей самой будет очень тяжело, пусть ее осудят злые языки, но она все же сбережет свое хрупкое счастье и никому не позволит его отнять. Иначе просто не может быть.
- Я уже все решила, Дэвид, - тихо произносит Эвелин без малейшего намека на привычную улыбку на губах. Она сейчас говорит совершенно серьезно и точно знает, что пройдет это нелегкий путь до конца. – И я уверена, что не совершаю ошибку, ты только дождись меня, пожалуйста.
Дэвид убеждает ее не бояться своего будущего порока и говорит, что Эвелин имеет все шансы стать одним из самых неунывающих вампиров на планете, и словно в подтверждение его слов во взгляде девушки снова появляется едва заметное веселье.
- Я не собираюсь бояться того, что даже не вполне четко себе представляю. Просто не хочу отравлять себе жизнь постоянным ожиданием каких-то катастроф, к тому же мне вовсе не страшно смотреть в будущее и знать, что однажды в моей жизни появится какой-то там порок, потому что ты пообещал мне, что поможешь справиться с этим, - совершенно искренне отвечает она. – И пусть я пока не знаю, что это такое, я все же ничего не боюсь, потому что надеюсь, что ты будешь рядом.
В ответ на ее просьбу Дэвид что-то пишет в блокноте и пододвигает его к Эвелин, и она осторожно перелистывает несколько страниц, рассматривая рисунки. Вот легкие, почти эфемерные линии обрисовывают овал ее лица, воспроизводя каждую черточку с поразительной точностью, вот совершенно удивительный, полный нежности рисунок, который Дэвид описывал ей по дороге сюда, а вот что-то совершенно фантастическое и очаровательное одновременно – Эвелин в образе крохотной феи, за спиной которой виднеются изящные крылья.
- Замечательные рисунки, - восторженно произносит она, не отрывая взгляда от своего собственного портрета.
Перевернув страницу, она обнаруживает вместо очередного наброска несколько цифр – телефонный номер, написанный рукой Дэвида, который мгновенно запоминает наизусть. Все это время они ни разу не заговорили о том, на что будет похожа их жизнь в ближайшем будущем, но один только вид этих цифр заставляет сердце Эвелин болезненно сжаться, когда реальность постепенно начинает увлекать ее в свои объятия. Она уже знает, на что это будет похоже – редкие звонки, еще более редкие встречи, когда она будет брать взаймы у судьбы немного счастья, чтобы потом с процентами расплатиться за эти краткие минуты долгими часами угрызений совести и ощущением одиночества. У нее не будет возможности сказать Дэвиду о том, что она любит его, не будет возможности прикоснуться к его губам хотя бы легким поцелуем, все, чем ей придется довольствоваться – это лишь смотреть на него и изредка касаться ладонью его руки, чтобы убедиться, что все это происходит на самом деле. Впрочем, даже это стоит всех тех неприятностей, которые уже неизбежны, и Эвелин аккуратно прячет блокнот в карман куртки.
Вечер действительно подошел к концу, и хотя сейчас ей меньше всего на свете хотелось расставаться с Дэвидом, Эвелин все же находит в себе силы ответить:
- Да, мне уже пора. – Она тяжело вздыхает, чувствуя, как одна эта короткая фраза мгновенно проводит между ними незримую черту, за которую Эвелин просто не посмеет переступить. Девушка надевает куртку и, немного помедлив, называет пункт назначения: - Отвези меня обратно к университету, там осталась моя машина, а потом я вернусь домой. – На последнем слове голос Эвелин все же едва слышно срывается, а в глазах начинает предательски пощипывать, и она несколько раз моргает, прогоняя слезы и отчаянно стараясь запомнить каждую черту лица сидящего напротив мужчины, потому что бережно хранимые воспоминания о Дэвиде – это все, что у нее сейчас есть, не считая нескольких набросков.

-Ты уже сделала меня счастливым. Ты ведь чувствуешь это? Не можешь не чувствовать... Не спеши принимать решение... Мне очень приятно, что ты хочешь сделать меня счастливым. Даже передать не могу, как. Но я не хочу, что бы ты совершила ошибку. Я достаточно поломал судеб за свою жизнь, но твою я ломать не хочу. Ты должна быть совершенно уверена, прежде чем совершать вещи, которые потом не изменить. В конце концов, мы знакомы всего несколько часов...- Дэвид говорил непринужденно, хотя внутри он слегка напрягся. Уговаривать кого-то не спешить? И кого, свою музу? Это было совершенно не в его духе, не так он себя вел, обычно, с девушками. Но Эвелин ведь и не была обычной девушкой, по крайней мере для него. И эта ее улыбка, он боялся, что однажды она может исчезнуть, и хуже всего будет, если виной тому будет он сам. Впрочем, все дело было в том, что он не искал в Эвелин того, кто в очередной раз поможет ему удовлетворить собственный порок. Для разнообразия, перед ним сидела девушка, которая была для него чем-то иным, чем объект его сексуальных желаний. Она была чем-то куда большим. Конечно, Миллер прекрасно понимал, что против природы не попрешь, что платоническая любовь – это не совсем его путь. Или совсем не его! Но, как минимум, он мог дать этому ангелу время. Ждать он умел.
Ему вдруг вспомнился случай, когда ради поцелуя одной древней он отправился за волшебной розой, пересек пол мира, и ввязался в весьма рисковую авантюру. Как же давно это было...
-Хотя если ты, все же решишь, в конце концов, быть рядом со мной, ты сделаешь меня самым счастливым носферату на Деусе,- все таки не выдержал вампир, произнося слова, которые, возможно не стоило произносить. Но так или иначе, он чувствует, что назад дороги уже нет, ни для нее, ни, что более важно, для Эвелин. И нельзя сказать, что бы это его расстраивало. Но стоит ли ждать иного от Дориана Орфейского? Он все еще испытывает тревогу, тревогу перед возможным будущим. В конце концов, он ведь не зря, просит свою собеседницу хорошо подумать. Вот только, кажется, он не дает ей информации к размышлениям. Сможет ли Ангел принять Негодяя? Он не знает, это наверняка, а потому боится. Ему бы стоило как минимум ответить на еще один не заданный вопрос, висевший в воздухе. Ответ на который, вероятно, рассказал бы о нем очень много, о его прошлом, о том, кто он есть на самом деле. Без лишних слов, древнее, похотливое существо. Это уже очень много.
И Дэвид малодушничает, он не говорит. Не сейчас, решает он, хотя чувствует, что это, возможно, его самая страшная ложь. Если недомолвку можно так назвать, конечно.
-Не бойся своего будущего порока. Твоя сила в твоем оптимизме, он поможет тебе преодолеть любые трудности. Не дай ему зачахнуть, и ты будешь одним из самых неунывающих вампиров на планете. А это не мало, даже очень и очень много. Ведь самые страшные наши враги – это наши внутренние демоны. И как бы не была сильна кровь носферату и его руна, это не помогает в сражении с ними. А твой дух, уверен, справится с ними без труда. Так же, как ты приняла свою новую сущность и голодом, так же, сможешь принять и все остальное!- «и может быть, даже меня»- с легкой и немного грустной улыбкой произнес он про себя. Впрочем сам Дэвид тоже был неисправимым оптимистом, и даже его искренние грусть и тревога – все равно оставались каким-то поверхностными. Не естественными.
-Конечно, они твои,- произнес вампир, перевернул очередную страницу и написав там собственный телефон, протянул девушке блокнот с несколькими набросками. Легкие и воздушные, они неизменно были посвящены его музе. Лицо на всю страницы, и парящая над травой девушка в легком платье. Был там и набросок Эвелин в виде маленькой феи, уютной устоявшийся на цветке, с крылышками как у бабочки.
Дэвид вдруг почувствовал, что этот день для них подходит к концу, день когда он встретил своего ангела. И теперь ему предстоят медленно текущие минуты, превращающиеся в бесконечные часы, а может и дни, похожие на вечность – ожидания, когда они смогут увидится вновь. Впрочем, он уже знал, чем будет заниматься все это время. Он запрется в своей студии, не желая, никого больше видеть и будет рисовать, удивляя своим поведением собственную свиту.
-Тебе уже пора уходить, да?- как бы не было ему сложно это говорить, он решил, что лучше просить, что бы немного облегчить жизнь самой Эвелин.
-Я могу тебя отвести домой, или куда тебе надо?

Рассказывая Дэвиду о том, что она не свободна, Эвелин чувствовала, как ее постепенно охватывает напряжение. Он был счастлив и не скрывал этого, но будет ли он точно так же счастлив, когда поймет, что пройдет еще какое-то время, и его персональный ангел отправится домой, где ее ждет другой? И что она сама будет делать, когда окажется рядом с Гедеоном? Сумеет ли посмотреть ему в глаза? Эвелин пытается представить себе, как приходит домой и сегодня же все рассказывает Гедеону, но у нее это просто не выходит. Ей страшно, и это как-то… неправильно. Впрочем, и молчать – это тоже неправильно. Девушка тяжело вздыхает, понимая, что не знает, как поступить, и оказывается в одном шаге о того, чтобы поддаться влиянию со стороны, ведь вздумай сейчас Дэвид хоть немного надавить на нее, и она точно сломается, сделает так, как он захочет, оправдывая себя тем, что всего лишь выполняла его волю. А потом будет долго корить себя за малодушие и трусость, будет уверена, что сделала неправильный выбор, что надо было проявить стойкость… Но Дэвид выбирает единственно верный путь – он ничего не требует и ни на чем не настаивает, лишь улыбается, берет ее за руку и готов поддержать абсолютно во всем. Кажется, он даже готов к тому, что Эвелин вообще ничего не станет делать и лишь немного позволит ему присутствовать в своей жизни, но она медленно качает головой в ответ, чувствуя, как напряжение уходит, уступая место уже почти ставшему привычному восторгу, который ее охватывает в присутствии Дэвида, и благодарности за поддержку.
- Нет, - тихо произносит она. – Этого я точно не хочу, да и не могу позволить себе обманывать его. – Эвелин грустно улыбается, пока ее взгляд рассеянно скользит по интерьеру кофейни. – Оставить все как есть, конечно, очень соблазнительно и просто, но я так не могу. К тому же, - она, наконец, переводит взгляд на Дэвида, глядя ему в глаза, - я тоже хочу сделать тебя счастливым, если ты мне позволишь, но у меня ничего не получится, если я буду все время терзаться чувством вины. Я хочу придти к тебе свободной, быть в мире с собой и не тащить прошлое за собой. И я очень тебе благодарна за то, что ты не торопишь меня и не давишь, заставляя совершить ошибку.
Эвелин опускает взгляд на руки Дэвида, все еще сжимающие ее ладонь, и слабо усмехается, когда она говорит, что любит в ней все, даже ее любопытство. Кстати, оно вовсе не оказывается пороком, в списке которых и в самом деле обнаруживаются куда более серьезные прегрешения, чем настойчивое стремление совать свой точеный носик в те дела, которые ее совершенно не касаются. Дэвид перечисляет все возможные варианты, а Эвелин пытается мысленно представить, какая черта ее характера может неожиданно взять верх и стать наваждением, однако все попытки оказывают тщетными. Впрочем, есть один порок, стать заложницей которого ей точно можно не бояться.
- Все это меня очень смущает, - признается она, - но уныние мне точно не грозит, - добавляет Эвелин, улыбаясь. – Я не впадаю в меланхолию, не знаю, что такое депрессия, умею радоваться жизни и находить удовольствие даже в мелочах, на которые большинство людей просто не обращают внимания, погрузившись в будничную суету. Я даже умудрилась найти положительные стороны в вампиризме и прекратить воспринимать себя как монстра, так что такой порок можно точно исключить, а вот все остальное… - Эвелин на мгновение задумывается, но потом снова улыбается. – Все остальное будет позже, не хочу сейчас даже думать об этом.
Где-то на периферии сознания мелькает мысль о том, что было бы неплохо узнать, а какой порок свойственен самому Дэвиду, но усилием воли она избавляется от этого. Он сам сказал, что такой вопрос является очень личным, а значит, спросить об этом – означает вторгнуться в ту запретную часть жизни Дэвида, приоткрыть которую он, возможно, пока не готов. В конце концов, он прожил слишком долго, чтобы быть совершенно безгрешным, и, наверное, ей придется как-то научиться мириться с этим. И все же, глядя на мужчину, Эвелин оказывается просто не в состоянии представить себе, что он может преступить черту, за которой начинается нечто совершенно недопустимое, и попытка примерить на Дэвида образ «монстра», которым он сам себя назвал, попросту проваливается. «Наверное, что-то не так с размером», - мысленно усмехается Эвелин, чувствуя, как на душе становится легче. – «Или цвет не его». Избавившись окончательно от желания задать слишком личный вопрос, она переводит взгляд на блокнот, лежащий возле Дэвида, в котором он начал рисовать ее портрет.
- Можно посмотреть? – улыбаясь, спрашивает она, кивнув головой в сторону портрета. – Если ты не возражаешь, я хотела бы забрать его с собой на память, - добавляет Эвелин, неожиданно подумав, что очень хочет действительно увезти с собой нечто такое, что помимо приятных воспоминаний будет свидетельствовать о том, что эта встреча произошла на самом деле, а не была еще одной иллюзией.

Свернутый текст

-Иногда я позволяю своему сознанию, или подсознанию, если угодно, создавать в моей голове такие штуки. Это бывает очень интересно. Как правило, я не показываю этого другим, и тебе не собирался. Это было... Это было не просто наваждение, которое я создал что бы произвести впечатление на кого-то. Это был мой внутренний мир в тот момент. Когда я тебя только увидел, я был настолько ошеломлен, если честно. Ведь я не шутил, на счет того, что влюбился с первого взгляда. И показывать я это тебе не собирался, по крайней мере в тот момент,- Дэвид даже слегка засмущался говоря о своей галерее. С другой стороны, похвала девушки, слова Эвелин о том, что это было восхитительно – были ему очень приятны. В конце концов, можно сказать, она заглянула к нему внутрь и это ее не испугало. Пусть это была лишь одна из его граней, тем не менее.

«А вот и имя. Гедеон, значит. Все таки я был прав, дело в парне»- подумал Дэвид еще до того, как Эвелин поведала ему свою историю.
-Мне можешь говорить все что угодно. Или не говорить, если не хочешь. Но лучше говори!
Рассказ девушки Дэвид слушал очень внимательно, не перебивая и понимая, что прямо сейчас, похоже, она изливает ему душу. Некоторые вещи его лишь умилили, что-то казалось ему наивным, что-то забавным. А кое что, даже встревожило его. Дэвид выругался внутри, услышав упоминание фамилии Джованни. Конечно он знал этот клан, хотя уже очень давно потерял всякий интерес к большой политике. Да и раньше, по большому счету, он сохранялся исключительно благодаря властолюбивой Гилиан. И когда ее не стало, он окончательно понял, что борьба за власть – совершенно не его путь. Тем не менее, о мире вампиров знал он все равно не мало. Конечно, ничего сильно страшного в том не было, тем более что члены клана Джованни, вообще не страдали моногамией, как и сам Дэвид. Но что можно было ожидать от молодого отпрыска Гая, Дэвид не знал, тем более, что даже не был с ним знаком. Если однажды гордость молодого вампиры взыграет, и он помчится жаловаться отцу? За себя Миллер не боялся, но за своего ангела? И он понял, что только что у него появилась еще одна тайна от его любимой. Но хотя бы одна тень теперь будет следовать за ней, когда его нет рядом. Так ему точно будет, много спокойнее. Тем более, что одна такая тень даже была в его свите. Да и всегда был Черный Дракон. Пусть он уже давно не был ни главной клана, ни даже официальным членом Совета, тем не менее, уж ему то не откажут в просьбе. Его дети и внуки...
-Достойно,- задумчиво повторил вампир последнее слово Эвелин и нежно улыбнулся, и подавшись вперед, взял руку девушки.
-Конечно, делай, так как считаешь нужным. Я поддержу тебя в любом твоем решении. Я ведь свалился как снег на голову, а у тебя была своя жизнь. И я не прошу тебя ее менять. Даже если ты захочешь остаться рядом с этим Джованни, я не против. Но боюсь, жить без тебя, я уже не могу. А потому лишь прошу, включить немного меня в свою жизнь,- ласково произнес Дэвид, чуть сжимая нежные ручки Эвелин, в знак поддержки, и заодно позволяя ей почувствовать правдивость своих слов.

-Пороки... Да, любопытства среди них я не слышал. Но я уже влюбился в твое любопытство, раз все обстоит именно так, как ты говоришь. Впрочем, я люблю тебя все,- рассмеялся вампир, подмигивая девушке. А сам, тем временем, задумался, о таком простом, и в тоже время, таком сложном вопросе.
-Вероятно, у тебя еще не проявился. Они, часто, проявляются не сразу. Вот у моего внука, Леонарда, вообще лишь через несколько лет это случилось, на сколько я знаю. Как правило, он не является чем-то неожиданным, это что-то из твой внутренней природы. И да, наверное, в нем есть что-то общее, с голодом. А может и нет. Скажем так, это своего рода навязчивая идея, которая начинает время от времени тебя преследовать. Можно даже сказать – помешательство. С ним можно бороться, его можно принять. Есть ужасные пороки, например уныние. Но я уверен, что это не твой порок.  Гнев, подлость, тщеславие, мстительность, гордыня... похоть... алчность, властолюбие, трусость, лживость...- вампир принялся перечислять пороки которые знает, запнувшись немного на своем собственном. Стоит ли ему признаться? Сказать, какой именно довлеет над ним и, даже, управляет его жизнью? Порок, который и создал то самое прошлое, которое по его разумению, может напугать невинного ангела? Дэвид не знал, и это терзало его. Ведь он любил свой порок, лелеял его и шел с ним по жизни, всегда с улыбкой глядя вперед. Но как он может сказать ей об этом? Снова на него начал накатывать страх – ведь сейчас он уже совершенно не мог помыслить себя без этой смешливой и любопытной девочки, которая, кажется, уже превратилась в смысл его жизни. Он уже прекрасно понимал, что не сможет просто любоваться ею издалека, ему нужно больше. Намного больше! Он хочет, что бы она была рядом, хочет показать ей мир, хочет путешествовать, хочет видеть ее утром и вечером, хочет, что бы их жизни переплелись, став неотъемлемой частью друг друга. Но она ангел, что бы она о том не думала, а он негодяй, и это еще мягко сказано.
-Все они, как правило, есть у любого человека. К примеру лживость. Лгут все. Я имею ввиду, действительно все. И я знаю это не понаслышке, и по большому счету, я не вижу в этом ничего порочного. Страшна не сама по себе лож, чаще, страшен контекст. Вот Леонард, это его порок. Он может придумывать истории на ходу, и выдавать их за правду. Вполне невинное проявление этого порока. В то же время, в бизнесе, это может быть уже не так невинно. Но ведь в бизнесе все лгут, верно? Уныние – куда страшнее. Грусть так или иначе, тоже посещает каждого, но никто не любит унылых людей бесконечно находящихся в депрессии, которые только и делают, что жалуются. Они даже сами себя не любят. Но я знаю вампиров, которые борются с этим пороком и довольно успешно. Да, их приходится прилагать больше усилий, что бы поднять себе настроение, тем не менее. Хотя, я бы не хотел, что бы надо мной висело подобное проклятье... Все любят власть и деньги, так или иначе. И в таком вот духе. С любым из них можно жить, с любым, при желании, можно бороться. Тем более, если кто-то будет рядом, что бы помочь. Так что, не стоит волноваться, тем более раньше времени,- Миллер улыбнулся, стараясь придать выражение лица веселости, и все же, кажется, улыбка вышла не слишком искренней. В том, что если Эвелин позволит ему быть рядом, он поможет ей справится с любым пороком, даже если это будет злополучное уныние – он не сомневался. Но он сам? Не решит ли она, узнав о его природе, что он просто пытается затащить к себе в постель очередную, молодую красотку? В том, что так бы решил любой, кто знал Дэвида Миллера, он не сомневался. Так что, если бы ему не было плевать на всех, ему бы пришлось бы доказывать это буквально всему миру. Но ему не было плевать на девушку, что сидела напротив. Сможет ли он доказать это ей? Да и что он сам будет делать, кода похоть свалится на него всем своим грузом, ведь, будучи честным самим с собой. Он не слишком умеет с ней бороться, потому, что никогда особо и не пытался. Единственное, что у него было, это 16 веков опыта, который, сделали его много более сдержанным. А еще у него была его любовь. Всего месяц назад, сидя в баре, он советовал своей собеседнице, разложить это чувство по полочкам, что бы удостоверится, что на самом деле, никакой такой любви и нет вовсе. Что сказка о том, что вампиры не умеют любить – действительно сказка. Ведь, по большому счету, нет такого чувства. Есть страсть, похоть, привязанность, симпатия, уважение и т.д. и т.п. Верил ли он в это? В тот момент – безусловно. Он редко говорит то, во что не верит. Но что бы он сейчас ответил тому Дэвиду, если бы сам себе дал такой совет? Могут ли вампиры любить или нет, на самом деле? Что испытывал сейчас Дэвид Миллер, на самом деле? Сам он искренне считал, что это самая настоящая любовь, тот самый миф, который с его же слов – не существовал. Впрочем, в тот же вечер, он признал, что любил Гилиан, свою первую супругу. И это длилось почти четыре столетия.

Дэвид точно так же шутливо обижается из-за галереи, и Эвелин, мысленно вызывая в своей памяти то видение, медленно произносит:
- Нет, галерея была… - Ей немного неловко, но все же иллюзия произвела на нее такое незабываемое впечатление, что все же стоит, наверное, сказать об этом. – Она была потрясающей. На несколько мгновений я почувствовала себя настоящим божеством, которое спустилось с небес на землю, и оказалось в собственном храме. Просто все это было очень неожиданно, я понятия не имела, что такое вообще возможно. Я приблизительно знаю, что из себя представляет эта руна, но никогда не сталкивалась с ее воздействием, и решила, что начинаю сходить с ума.
Он рассказывает о себе и что-то спрашивает, но Эвелин едва понимает о чем он говорит, потому что стоит ей только не выдержать и прижаться к нему, как Дэвид обнимает ее в ответ. Эвелин закрывает глаза, чувствуя себя на вершине блаженства, ей очень хотелось сейчас остановить время, а и то вообще навсегда остаться в этой иллюзии, но воображаемый мир, покорный воле своего создателя, уже снова распадается на отдельные составные части, сквозь которые начинают проступать очертания окружающей действительности, и девушка вновь обнаруживает себя сидящей за столиком в кофейне напротив Дэвида. Пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, Эвелин хватается за чашку кофе, делает глоток и, слегка нахмурившись, вспоминает, о чем совсем недавно шла речь.
- О каких пороках ты говорил? – спрашивает она, чувствуя легкое беспокойство. В ее глазах жажда крови уже сама по себе выглядела жутким наваждением, с которым было сложно справляться, и Эвелин до сих пор немного переживала, что однажды может сорваться в самый неподходящий момент, но, кажется, это еще не все, с чем ей предстоит столкнуться. – Гедеон ничего мне о них не говорил… - растерянно произносит девушка и тут же прикрывает глаза, понимая, что сказала лишнее. Но сказанного уже не вернуть, и она медленно ставит чашку обратно, затем грустно улыбается. – Ну вот видишь, совсем нет необходимости читать мои мысли, я сама все скажу.
Она вздыхает, понимая, что, несмотря на желание оставить объяснения на «потом», все же лучше их не откладывать. Скрывать просто бессмысленно, к тому же Дэвид, наверное, все же должен представлять себе, что она из себя представляет, как человек, да и как вампир тоже. Эвелин опускает глаза, собираясь с мыслями, и медленно начинает говорить – без лишней, совершенно неуместной драмы, просто перечисляя факты.
- Вернувшись домой после больницы, я чувствовала себя очень странно. Какое-то двойственное ощущение – я была здорова, но при этом мне было плохо. Я не знала, что обращение уже началось, и в один прекрасный день отправилась побродить по городу, пытаясь немного отвлечься. По дороге я зашла в кафе, села за столик, совсем вот как сейчас, а рядом со мной кто-то уронил стакан. Подошла официантка, начала собирать осколки и порезала руку, и когда я увидела ее кровь, меня потянуло к ней словно магнитом. Я почти не осознавала, что делаю, но прежде чем я успела сделать что-то такое, о чем потом бы пожалела, ко мне подошел незнакомый молодой человек и увел меня оттуда. Его звали Гедеон Джованни, он был обращен чуть раньше меня и все в той же больнице. Сначала я решила, что все эти разговоры про вампиров – это какой-то бред, а у парня слишком оригинальный способ познакомиться с девушкой, но потом мне стало плохо, я потеряла сознание, а когда очнулась, то была уже в доме Джованни. И уже там я выяснила, что стала вампиром. – Она поднимает взгляд на Дэвида, пытаясь по его лицу понять, о чем он сейчас думает. – Все, что я знаю о вампирах, я знаю со слов Гедеона, мне просто больше не у кого было это спрашивать, а к обращению не прилагался курс молодого кровопийцы или хотя бы тоненькое учебное пособие с основными фактами, - грустно усмехается она. – Я многого не знаю, понятия не имею, о каких пороках ты говоришь, а после того, как напала в доме Джованни на служанку и сломала ей запястье, очень боюсь причинить боль человеку и поэтому пью кровь только из стаканчика. – Эвелин снова усмехается, только теперь уже чуть повеселее. - Так что хоть я и вампир, но какой-то… неправильный, наверное. – Девушка вздыхает, а веселье, вспыхнувшее мимолетным огоньком в глазах, снова уступает место легкой грусти. – Что касается Гедеона, то, наверное, тебе стоит знать, что именно в этом и заключается главная причина, по которой мне нужно немного времени. Общая проблема сблизила нас, к тому же он много сделал для меня, оказался рядом в нужный момент, поддерживал, оберегал и даже попросил отца принять меня в клан, и хотя я  уже понимаю, что мне придется с ним расстаться, я хотела бы сделать это достойно.
Выговорившись, Эвелин становится легче, так как одной проблемой в жизни стало меньше, и она даже находит в себе силы, чтобы почти весело улыбнуться.
- Так что же это за пороки? - спрашивает девушка. - В списке есть любопытство? Кажется, это и есть мой самый главный порок, хотя иногда благодаря ему случаются удивительные вещи. Например, не будь я любопытной, я бы и в самом деле ушла бы домой из читального зала, а не стала бы выяснять, вампир ты или нет. - Все это она говорит довольно спокойным тоном, но все же "порок" звучит явно негативно, и Эвелин против воли начинает тревожиться. - Или там куда более серьёзные штуки, и мне уже заранее нужно начинать волноваться?

Эвелин, слушая Дэвида, улыбается, чувствуя, как тревога, словно осколок, засевшая в груди, отступает все больше и больше. «Мы все переживем», - мысленно повторяет Эвелин его слова, пока он рисует ее портрет в блокноте. Это самое «мы» по отношению к ней и Дэвиду еще звучит очень непривычно и странно, и ей потребуется время, чтобы начать воспринимать такие слова как само собой разумеющееся, но уже сейчас Эвелин точно знает, что ей нравится это. Нравится, что Дэвид так думает и как произносит это вслух, нравится быть частью этого «мы».
Упоминание о внуке окончательно заставляет девушку если не забыть о грядущих проблемах, то, по крайней мере, ненадолго отключиться от них – настолько ее забавляет эта ситуация. Она весело смеется, глядя на молодое лицо Дэвида, чей внук, судя по всему, владеет какой-то транспортной компанией, и чей облик совершенно не вяжется со статусом деда, и даже вынуждена поставить чашку на стол, чтобы случайно не расплескать кофе. Дэвид легко отмахивается от проблем, кажется, для него нет ничего невозможного, и эта уверенность постепенно передается и ей, помогая вернуть привычное душевное равновесие и жизнерадостность. Эвелин так и продолжает беззаботно улыбаться, когда точно также легко и непринужденно Дэвид называет свою руну, и только лишь отмечает про себя, что хорошо понимает, о чем он говорит. «Хм… Пятая руна? Такая же, как и у меня», - мелькает у нее в голове, прежде чем память услужливо подсказывает ей, что означает ранг магистра. «Ой…» И, кажется, она все же успевает поменяться в лице, когда привычная картина мира уже второй раз за этот день начинает распадаться на куски, складываясь, словно мозаика, в нечто совсем иное.
Ощущения просто невероятные, так как эта иллюзия не только визуальная – Эвелин чувствует, как ее лицо ласкает теплый бриз, слышит шум океанских волн и явственно различает соленый запах ветра. Она растерянно оглядывается по сторонам, подмечая мельчайшие детали – иллюзия невероятно реалистичная, если бы Эвелин не ощущала сам момент перехода из настоящей реальности в вымышленную, она была бы уверена, что видит это все наяву. Вдалеке виднеется старинный величественный замок, и Эвелин несколько мгновений внимательно его разглядывает, после чего поворачивается к Дэвиду, стоящему рядом. Вместо обычного, современного костюма на нем надет черный камзол, и Эвелин, не удержавшись, проводит рукой по его груди, чувствуя, как ладонь скользит по мягкой, бархатистой ткани, а это значит, что иллюзия способна изменить даже тактильные ощущения. Мастерство Дэвида поражает и пугает одновременно, и он, разумеется, понимает это.
- В моих мыслях нет ничего такого, что я хотела бы скрыть от тебя, - тихо произносит девушка, - но я не хочу быть для тебя открытой книгой. Это будет слишком скучно, банально и предсказуемо. К тому же, - засмеявшись, добавляет Эвелин,  - реальность такова, что я могу увлечься и разболтать все свои секреты самостоятельно, избавив тебя от необходимости искать их в моей голове.
Она замолкает на несколько мгновений и начинает слегка хмуриться, глядя на него и вспоминая недавнее происшествие.
- Так, значит, это был ты… - прищуривается Эвелин и тут же поясняет, о чем идет речь. – Там, в читальном зале университета… Мне вдруг показалось, что я попала в огромную галерею, состоящую сплошь из моих портретов, решила, что со мной происходит что-то ужасное, и хотела уже сбежать домой, потому что думала, будто схожу с ума, могу в любой момент сорваться и кого-то поранить. Зачем ты это сделал? – с напускной обидой восклицает Эвелин, хотя даже в шутку не может сейчас злиться на него и тут же снова улыбается. Впрочем, улыбка очень быстро как-то исчезает с личика девушки, когда она вдруг понимает, что впервые Дэвид находится так близко. Пусть это мастерски наведенная иллюзия, пусть они на самом деле все еще сидят в кофейне по разные стороны стола, но все же его близость не оставляет Эвелин равнодушной, и ровно на одно мгновение в зеленых глазах девушки вспыхивают золотые искорки, чтобы тут же погаснуть. Пытаясь сбросить с себя наваждение и убедить себя же в том, что все это только лишь игра воображения, Эвелин оглядывается назад, чтобы бросить еще один взгляд на замок, который, как оказалось, принадлежит Дэвиду, а заодно и в очередной раз оценить всю красоту нарисованной его разумом картины, затем снова переводит взгляд на мужчину и мягко улыбается.
- Твой замок? Звучит очень здорово, - произносит Эвелин и только сейчас замечает драгоценный кулон, украшающий камзол Дэвида. Она протягивает руку и осторожно касается пальцами серебристо-черного дракона, сжимающего красную розу. – И кем ты был, когда жил здесь? Как тебя звали? Рыцарь Черного дракона?
Она все еще улыбается, но Дэвид так соблазнительно близко, что Эвелин все же не выдерживает, подается чуть вперед и прижимается к его груди. «Это всего лишь иллюзия», - успокаивает она себя, а вслух шутливо произносит:
- Ты меня обманул! Твое прошлое совсем не страшное, оно… - Эвелин слегка пожимает плечами, окидывая взглядом окрестности. - Оно красивое. Прекрасное. – Кажется, ей пора взять себя в руки, и девушка с сожалением немного отстраняется, почти серьезно глядя в глаза Дэвида. - По крайней мере, эта часть твоего прошлого мне очень нравится, и я совсем не против, если она будет иногда возвращаться.

Дэвид видел, что девочку что-то гложит. Возможно, у нее кто-то есть? Это было бы самым логичным объяснением. Так или иначе, расспрашивать он ее не собирался. Если захочет, сама расскажет. Когда будет готова, а до тех пор? Одно из особенностей Дэвида Миллера – было полная неспособностей к ревности. Он просто не понимал этого чувства и все тут. Даже, несмотря на его чувства к Эвелин, он все равно не мог почувствовать ничего подобного. И сейчас он думал, что ему как-то стоило бы объяснить это девушке. Но даже это было крайне не просто, он совсем не был уверен, что Эвелин сможет это воспринять. Ведь если он заговорит о свободе, в которую так верит, она может сделать логичный вывод, что вещь эта взаимная. А это значило, что человек с более «традиционным» взглядом на жизнь, просто не примет этого. Сейчас-то он вполне готов был играть по новым правилам, сейчас ему не был никто нужен, кроме Эвелин. Сейчас его похоть, спряталось где-то на дне его сознания, потому что наверх вылезло нечто совершенно иное! Прекрасное, волшебное, невероятное! Но сможет ли он все это объяснить Эвелин? Что она может продолжать встречаться с кем встречалась, и его это совершенно не будет задевать? Это была одна из тех проблем, которые Дэвиду предстояло решить. Впрочем, трудности его бы все равно не остановили...
-Не думай ни о чем. Главное, что бы мы могли хотя бы иногда видеться, потому что, боюсь, ты теперь мой наркотик,- Дэвид весело улыбнулся и подмигнул Эвелин. Сейчас ему не хотелось думать о трудностях, в невозможное он не верил, по большому счету. Но зацикливаться на проблемах он не любил. Да и вообще не хотелось омрачать это день лишними проблемами. Все у них получится, все решится, он сейчас не сомневался в этом.
-Вы все переживем, со всем справимся,- говорит он совершенно уверенно, поглубже пряча свои тревоги, так глубоко, что бы даже он сам не мог их разглядеть. Когда их руки наконец «распались», вампир невольно испытывает легкое сожаление. Зато он может теперь удовлетворить свою другую потребность, думает он про себя и усмехается.
Миллер взял блокнот и предворительно раскрыв, положил почти на самый на край стола, справа от себя.
-Ты же не против, если я тебя немного порисую?- улыбается он, беря карандашь в правую руку. А потом его рука началя плясать. Она как будто зажила своей собственной жизнью, потому что Дэвид как ни в чем не бывало, взял левой рукой чашку, сделал глоток и удовлетворенно кивнул.
-Да, не хуже чем в последний раз когда я здесь был,- он снова взглянул на девушку и улыбнулся. При этом его рука продолжала быстрые движения карандашом по бумаге.
-У моего внука есть самолет. На самом деле, у него их много. Несколько тысяч, на сколько я знаю. Так или иначе, в любой момент дня и ночи, в нашем распоряжении может быть один из них. С багажным отделением забитым такими пакетиками!- Дэвид снова не удержался, негромко рассмеявшись.
-А завидовать не стоит. Да, я действительно объездил весь мир. Но я это все уже видел, а тебе лишь предстоит. Так что это мне стоит тебе завидовать. Но я тебе покажу. Все покажу! Все самое интересно. Какая у меня руна? Я магистр пятой руны, и могу я таки довольно много. Ну, например...
Он улыбается, а мир вокруг них начинает меняться...

Они стоят на вершине высокой скалы на площадке диаметром не более пятидесяти метров, а в лицо их обдувает теплый бриз. Далеко внизу бушует океан разбиваясь о камни, а дальше на скалистом берегу, на другой скале величественно возвышается замок. Солнце начинает клонится к закату, окрашивая весь мир в теплые тона. Где-то вдали виден зеленый лес, такой же изумрудный, как глаза Эвелин.
-Я тебе обещаю, что не буду читать твои мысли, если ты разве-что сама того не попросишь,- говорит вампир беря за руку. Сейчас он одет в черный камзол, а на его шее висит большой кулон в виде серебристо-черного дракона, сжимающего красную розу.
-И никогда не стану принуждать к чему либо. Но, зато я могу показать тебе кое-что, даже не покидая Валенштайна. Это не только другое место, это другое время... Мое прошлое, а там вдалеке мой замок.

Девушка заворожено наблюдает за тем, как ладонь Дэвида осторожно накрывает ее руку и слегка сжимает ее ладонь. Ей кажется, что этот удивительно простой жест не только полон невероятной нежности, которая заставляет девушку неподвижно замереть от охватившего ее восторга и даже, кажется, забыть о том, что нужно дышать, но и носит некий сакральный характер. Люди, пытаясь придать своим отношениям какой-то определенный статус, изобретали различные церемонии, такие как, например, помолвка или бракосочетание, которые в свою очередь обрастали дополнительными ритуалами, и все вместе это превращалось в довольно сложное действо, но Дэвиду оказалось достаточно лишь взять ее за руку, и Эвелин тут же показалось, что именно в этот момент линии их судеб начали сплетаться воедино без всяких клятв, обещаний и церемоний.
Потрясенная этим открытием и не сводя глаз с его пальцев, поглаживающих ее ладонь, девушка лишь кивает головой в ответ. Да, она почувствовала его эмоции. Это просто невозможно было не почувствовать, и даже, наверное, люди, находящиеся вокруг них и не обладавшие никакими способностями, все же ощутили некий прилив положительных эмоций – настолько сильными были переживания Дэвида. Он продолжает говорить, и Эвелин, наконец, отрывает взгляд от его руки и недоуменно смотрит в лицо мужчине. Нехороший человек? Монстр? О чем это он? Тем временем Дэвид продолжает, и  недоумение Эвелин сменяется откровенным испугом, когда он говорит, что для нее было бы лучше, если он все же исчез из ее жизни. Парализующий страх настолько оказывается силен, что Эвелин, оцепенев от ужаса, беспомощно смотрит на мужчину, и только в висках бьется одна-единственная настойчивая мысль: «Нет! Нет-нет-нет! Только не это!» Но Дэвид и сам не готов к такому, и страх, полоснувший сердце, словно острый клинок из закаленной стали, постепенно уходит, оставляя Эвелин с убеждением, что ничто не способно испугать ее настолько, чтобы она отвернулась от него. Каким бы кошмарным не было его прошлое, какие бы чудовищные поступки он не совершал, она всегда будет видеть Дэвида таким, как сейчас – мягким, заботливым и любящим.
- Спасибо тебе за то, что даешь мне время, - тихо произносит Эвелин. – Мне действительно это нужно… - Девушка на мгновение опускает взгляд, решая, стоит ли сейчас озвучивать причину или нет. Она несвободна, и от этого факта невозможно просто так отмахнуться, по крайней мере, Эвелин так поступить не может. Ей нужно время – не на раздумья, вовсе нет, ведь она уже все для себя решила, а для того, чтобы собраться с силами и поступить достойно. «Не такой уж я и ангел», - с грустью думает она, понимая, что на пути к собственному счастью ей придется причинить боль тому, кто этого совершенно не заслуживает. Это открытие неприятно царапает душу, оставляя кровоточащий след, но, подумав, Эвелин все же решает промолчать. Она обязательно все расскажет Дэвиду, ведь не собирается ничего утаивать от него, но только не сейчас, так как такой дивный день просто нельзя ничем омрачать.
- Что касается прошлого, - продолжает она, - то пусть оно там и останется, не будем ворошить его без лишней надобности. Возможно, я просто не представляю, о чем идет речь, и поэтому так легко об этом говорю, но думаю, что если оно и вернется, то мы постараемся это как-то пережить. – Она замолкает и спустя секунду добавляет самое главное: - Вместе.
Их разговор, начавшийся как вполне обычный обмен любезностями двух собеседников, получающих удовольствие от общения, и закончившийся тем, что жизнь Эвелин снова заложила лихой вираж и приняла совершенно неожиданный поворот, прерывается появлением официанта. Он приносит заказ и оставляет посетителей наедине, и атмосфера, которая, кажется, стала немного напряженной, стоило только Эвелин задуматься о последствиях своего решения, снова разряжается, когда Дэвид предлагает выпить кофе. Девушка улыбается, и поселившаяся в ее глазах грусть снова начинает постепенно уступать место привычному огоньку живого интереса ко всему окружающему. Она пододвигает к себе чашку, аккуратно берет ее кончиками пальцев обеих рук и, поднеся к губам, осторожно пробует горячий напиток.
- Ммм… Это очень вкусно, - произносит она и снова улыбается, с восторгом и нежностью глядя на Дэвида, который обещает ей еще одно путешествие. – Ты, наверное, весь мир объездил, - говорит она с легким оттенком зависти, в чем тут же и признается. – Мне уже очень завидно. Я всегда мечтала где-нибудь побывать, но обязательно что-то останавливало, хотя теперь это, наверное, будет еще сложнее, так как в аэропорте я вряд ли сумею объяснить, что в моем багаже делает парочка пакетов с донорской кровью, – смеется Эвелин, представляя себе вытянувшиеся лица сотрудников аэропорта, после чего задумчиво смотрит на мужчину, вспоминая, что до сих пор не знает о нем еще одной важной, как ей кажется, детали. Это все равно рано или поздно выяснится, и любопытная Эвелин решает, что лучше это не откладывать. – Дэвид, какая руна? И как далеко ты способен зайти, применяя ее?

Девушка еще не произнесла ни единого слова, но Дэвид уже внутренне ликовал. Сейчас, опьяненный эйфорией, на гребне собственных чувств, столь ярких, что он и не мог припомнить ничего подобного, он радовался как мальчишка. Радовался тому, что чувствовал, и тому, что девушка, что сейчас держала его руку и даже начинала чувствовать что-то подобное. Все произошло быстро, возможно слишком быстро, но он не думал об этом, пока она не заговорила.
С жадностью глотая ее слова, в какой-то момент, он все же ступил носком на грешную землю, осознавая, что все не так просто.  Он не мог не заметить оттенок грусти и в ее настроении и, конечно же, ее слова о проблемах не проскочили мимо его ушей.
Безусловно, все было не так просто и радужно, как могло показаться на первый взгляд. И вот что забавно, воспринимай Миллер девушку, что сидела напротив, так же, как всех остальных – все было бы предельно и кристально просто. Можно сказать – просто отлично. И плевал бы он на все эти проблемы с высокой башни. А что до того, что в результате разбил бы ей сердце, а может быть и жизнь испортил? Дэвида Миллера подобная ерунда никогда не останавливала. Если бы у него была такая штука, как совесть? То сейчас, с учетом того, что он натворил за свою жизнь, ему бы следовало покончить жизнь прямо здесь и сейчас, либо испытывать действительно невыносимые муки и сойти с ума по настоящему. Нет, у старого вампира-развратника не было совести.
Но все дело было в том, что в кое-то веке, это имело для него значение. Сейчас напротив вампира сидело его сокровище! Нечто, на столько дорогое и ценное, что все остальное в жизни Миллера ушло далеко на второй план. И будь это просто драгоценный камень, например, все было бы предельно просто. Схватить и спрятать так, что бы уж точно никто не нашел. От всех! И в одиночестве наслаждаться, никому не показывает, ни с кем не делясь собственным счастьем. Только Эвелин не была драгоценным камнем, она была живым существом, человеком... Ну или почти человеком. И это все неимоверно усложняло. С другой стороны? Ну скажите на милость, разве могла какая-то безделушка заставить воспылать его такой невероятной страстью? Верно, не могла.
Дэвид медленно перевернул собственную руку, все это время лежавшую совершенно неподвижно, будто боявшуюся спугнуть Эвелин. Замершую, в восторге он прикосновений.
Зато теперь их руки могли встретится «лицом к лицу», ответить на ласку, чуть сжать руку в знак взаимной поддержки и благодарности.
-Милый мой ангел... Ты ведь почувствовала, да? То что я чувствую. Мой восторг от происходящего? – это было скорее утверждение, чем вопрос. Он замолчал ненадолго, переводя взгляд на руку Эвелин и нежно поглаживая ее большим пальцем.
-Судьба... Если честно, я вообще не очень верю в судьбу. Но для меня, то что я тебя встретил, невероятная удача. Такое случается c вероятностью один на миллион. Или больше? Не знаю. Мне хочется быть совершенно откровенным с тобой. Мне бы не стоило это делать, но я не могу. Я не знаю... Не знаю, удача ли это для тебя. Я не слишком хороший человек. Да какой я человек? Скорее монстр, как раз таки из книжек про вампиров. Ты сейчас очарована моими чувствами, ты даже ими слегка заразилась. При этом, ты совершенно меня не знаешь. Ты такая...- он запнулся, не в силах подобрать слова, а потом просто решил ничего не говорить. Просто потому, что девушка и так сейчас знала, что он чувствует по отношению к ней.
-Наверное, мне следовало бы исчезнуть из твоей жизни. Восхищаться тобой на расстоянии, рисовать, не попадаясь к тебе на глаза. И мечтать, в одиночестве, о несбывшемся. Для твоего блага. Но я не могу, я не в силах. Я сделаю для тебя все, я буду защищать тебя, если понадобится, от всего мира. Хотя я вряд ли смогу защитить тебя от собственного прошлого. Честно говоря, я боюсь. Боюсь, что по мере того, как ты будешь узнавать меня, тебя ужаснет то, каков я, на самом деле, и ты можешь и вовсе меня возненавидеть. Но прошлое ведь не вернуть, не переделать, верно? Да и не умею я сожалеть о случившемся. Ты невинный цветок, который я боюсь испортить. Но знаешь? Если ты мне позволишь, я постараюсь сделать все, что бы ты была счастливой. Совершенно не обязательно принимать каких-то решений, время, это то, что у существ, вроде нас в достатке. Сейчас, для счастья, мне уже достаточно того, что ты меня не оттолкнула. И говорить с тобой, прикасаться к твоей руке... все это, невероятное наслаждение,- наверное вампир бы продолжил говорить, но к столику снова подошел официант, и Дэвид был вынужден замолчать.
На их столик легли две, довольно крупные, в сравнении с классическими кофейными чашечками, чашки, от которых исходил невероятный аромат. Рядом легли блюдца с пирожными, которые скорее были небольшими кусочками шоколадного торта. Не забыл официант и о блокноте с карандашом, и даже ластиком, о котором вампир не упоминал в заказе.
-Что ни будь еще, господа?- вежливо осведомился официант.
-Не, пока нам больше ничего не надо. Если понадобится, мы вас позовем. Спасибо большое,- ответил Дэвид, желая, что бы работник кафе поскорее снова оставил его наедине с девушкой. Официант, вероятно, это прекрасно понимал, и не желая смущать посетителей, поспешно удалился.
-Ну что, может все таки выпьем кофе? Последний раз, когда я пробовал здесь Эроскую ночь, она мне показалась почти точь-в-точь, как в небольшой кафе Россетти в Казони. Это удивительно заведение в глубокой провинции Эроса. Но лучшего кофе чем там, мне пробовать не доводилось. Кстати, его держит не человек. И если позволишь, я обязательно тебя туда свожу как-нибудь.

Ответ на свой вопрос, который больше всего ее сейчас волнует, Эвелин получает еще раньше, чем Дэвид произносит хоть одно слово. Стоит ей только коснуться его руки, как эмоции мужчины снежной лавиной обрушиваются на Эвелин, сметая все на своем пути и заставляя вампиршу оцепенеть от удивления, плавно переходящего в самую настоящую эйфорию. Счастье. Ничем не замутненная, кристально-чистая эмоция, невероятно сильная, причем настолько, что Эвелин сейчас даже не сомневается в том, что мужчина чувствует именно это. Способности девушки еще очень слабые, а эмоции окружающих ее людей обычно представляли собой довольно сложный коктейль, зачастую не позволяя новообращенному адепту пятой руны разобраться в этом хитросплетении, но сейчас Эвелин абсолютно точно уверена в том, что Дэвид счастлив. И она чувствует то же самое, глядя в его полные обожания глаза и понимая, что, испытывая такие сильные эмоции, просто невозможно в чем-то сомневаться или опасаться разочарования. Этим ощущениям просто нет места в сердце того, кто может быть так бесконечно счастлив.
Его слова лишь подтверждают ее правоту, и она вдруг снова оказывается где-то в параллельной вселенной, нарисованной ее воображением, где тоненькая фигурка по-прежнему опасливо балансирует над пропастью. Где-то там, впереди, на краю скалистого обрыва появляется силуэт, в котором она узнает Дэвида, и с его появлением Эвелин с удивлением обнаруживает, что тонкий канат, с которого можно было легко соскользнуть вниз в любой момент, прямо у нее под ногами превращается в надежный каменный мост.
Он не позволит ей упасть, всегда поддержит и убережет от беды, но она сама должна решить, в какую сторону идти – внять доводам рассудка и вернуться к налаженной и размеренной жизни или позволить чувствам взять верх и поступить так, как сейчас ей велит сердце. Иллюзорная Эвелин замирает на месте, ей сложно сделать выбор, она просто к такому не готова, так как все это слишком неожиданно, к тому же пропасть, разделяющая их, почти бесконечно велика, и это отнюдь не преувеличение. Она хорошо понимает, что Дэвид всегда будет старше ее на эти шестнадцать столетий, его невообразимо, просто запредельно огромный жизненный опыт, которым он обладает и который напрочь отсутствует у нее, двадцатидвухлетней девчонки, всегда будет довлеть над ней, а его способности и в самом деле наверняка могут ужасать, и все это ее заставляет сомневаться в том, что у нее хватит сил это все преодолеть.
Впрочем, раздумывать над этим не приходится, так как его слова о том, что судьба иной раз лишь единожды дает шанс все изменить, заставляют ее осознать, что выбор все же придется сделать, и отложить это на «потом», взять время на размышления не получится – сейчас или никогда, все или ничего, и Эвелин, пусть и неуверенно, но все же делает шаг навстречу Дэвиду. Оказывается, не так уж и сложно идти над бездной, видя его перед собой и чувствуя его поддержку, и за первым неуверенным шажком следует еще один, затем еще и еще. Фантомная реальность странным образом сочетается с действительностью, приводя Эвелин в еще большее смятение. Она задумчиво опускает взгляд на свою руку, пальцы которой пальцы по-прежнему слегка сжимают ладонь Дэвида, хотя теперь девушка уже не боится, что он уйдет, а просто… Просто держать его за руку – это правильно. И смотреть на него, и быть рядом, и верить каждому его слову – это все правильно. Как и правильно идти к нему навстречу, не обращая внимания ни на какие преграды.
- Дэвид, я… - тихо говорит она и тут же осекается, подбирая слова, но тоненькая иллюзорная фигурка в ее воображении, преодолев пропасть и собственные сомнения, легко соскальзывает с моста на твердую поверхность и уверенно становится рядом с тем, кого выбрало сердце, и Эвелин решается. Она поднимает взгляд и, встретившись с ним глазами, произносит: - Мне сложно сейчас разобраться в том, что я чувствую, слишком много эмоций и слишком много мыслей, это все очень неожиданно... - Она облизывает губы, ставшие вмиг сухими от волнения, и продолжает: - Но несмотря на весь этот сумбур, есть нечто такое, в чем я уверена и в чем я совершенно не сомневаюсь. Пусть мы едва знакомы, я все же думаю, что наша встреча была совсем не случайной, наверное, судьба и в самом деле благоволит ко мне, потому что я уверена в том, что, встретившись с тобой, я как раз и получила тот самый шанс, упускать который я не хочу. Наверное, с моей стороны это будет очень глупо и слишком поспешно, ведь мы провели вместе совсем мало времени, и наверняка найдется тот, кто меня осудит и скажет, что я чересчур легкомысленна и наивна… - На губах Эвелин мелькает горькая усмешка, когда она говорит об этом. – Я даже уверена, что именно так и будет, и, скорее всего, в какой-то другой ситуации я бы наверняка отступила под давлением доводов разума и общественного мнения, струсила бы и выбрала самый простой и безопасный вариант... - Эвелин нервно усмехается, признаваясь в собственной слабости и одновременно набираясь мужества произнести самое главное. - Но сейчас я точно знаю, что если отступлю, откажусь от твоих чувств и не позволю себе ответить на них, то буду жалеть об этом целую вечность. – Эвелин задумчиво улыбается, чувствуя, как в мятущейся душе после этого признания постепенно начинает воцаряться покой, а сомнения в правильности своего выбора окончательно рассеиваются. – Наверное, все это будет не просто, но я готова рискнуть, потому что, когда ты рядом, я чувствую себя счастливой и совершенно ничего не боюсь.

Глядя на то, как сменяется выражение лица девушки, Дэвид почувствовал как сердце его стремительно, с невероятной скоростью проваливается в бездну, утаскивая следом его несчастную тушку. Страх... Давно забытое чувство, неожиданно сковал все его тело, заставляя цепенеть конечности. Нет, не страх, ужас охватывает старого вампира, как будто прямо сейчас решается вопрос его жизни и смерти. Они видит в глазах Эвелин испуг, видит нерешительность, видит переживания. И, тем не менее, не смеет прикоснуться к ее сознанию. Даже не может разобраться в хитросплетении ее эмоций, потому что в его собственном сознании сейчас творится полнейший хаос. Так глупо, и в то же время, так по человечески. Все таки он не просто развратный и беспринципный монстр, он нечто более сложное.
«Дэвид» звучит как гром, и его глаза непроизвольно расширяются, а сердце замирает, в панике ожидая приговора.
Тук-тук-тук. Сердце бешено колотится, а на его лице появляется неподдельное изумление, когда рука девушки накрывает его собственную. Мир вокруг стремительно меняется, будто наливаясь красками. Если миг назад все представляло собой блеклый и серый, черно белый набросок, то теперь быстрые движениями кисти, наносит слои яркой, насыщенной красками, превращая в шедевр. Впрочем, меняется вовсе не мир, а сам Миллер. Точнее его настроение, заставляя сердце биться быстрее, заставляя тело пылать ярким огнем. И действительно, жар буквально разливается по всему телу, а на лбу, кажется, выступает легка испарина. Впрочем, может это ему лишь кажется, вампиры редко потеют. Время, похоже, и вовсе остановилось. Все еще не произнесено никаких слов, но страха уже нет. И сейчас Дэвид чувствует себя самым обычным мальчишкой, но это невыразимое удовольствие. Для обычного человека – наверное, вполне естественное явление, но не для существа прожившего шестнадцать столетий, и привыкшего чувствовать подобное только читая чужие эмоции. Наслаждение, затмевающее все, даже удовлетворения его собственного порока. Столь яркие эмоции, щемящие где-то внутри. Наверное, если бы он мог– он бы остановил время, пожелав навечно остаться в этом мгновении. Нет, никакой четкой определенности, но это прикосновение сделало его счастливым, возможно самым счастливым существом на планете. И ничто более не имело значение...
Но время, пусть медленно, но неизбежно двигалось вперед, мгновение за мгновением, образую секунды. Заставляя стрелку часов с оглушительным звуком совершать движение, отсчитывающее «вечность».
Слова Эвелин заставляют расплыться Дэвида с нежной улыбке, а глаза загореться еще большим обожанием.
-Нет,- банальный ответ, тихо, почти одними губами произносит мужчина, чувствуя, как першит горло и пересохли губы от волнений. Совсем короткое слово, способно ли оно передать все, что он сейчас думает? Он не знает, банально не знает ответа на этот вопрос, но что-то внутри заставляет его говорить. Слова, которые, возможно и не нужны, но он не может молчать. Просто потому, что если этот миг продолжится, он рискует взорваться, сойти сума от переполнявших его эмоций. Он невольно прочищает горло и облизав губы, начинает негромко говорить.
-Не боюсь. Глупо боятся того, что может произойти, чувствуя то...- он запинается, без труда подбирает слова, пытаясь описать даже совершенно безумные и сюрреалистичные вещи, но сейчас, все иначе. Но он пытается снова, не таясь, без ужимок, просто откровенно говоря то, что у него на уме.
-Совершенно не важно, что я знаю, а чего нет, не важно сколько у меня опыта, и на сколько я разбираюсь или не разбираюсь в людях. Когда дело касается чувств – нет места рациональному мышлению. Оно совершенно не уместно. Не надо задумываться ни о прошлом, ни о будущем. Есть здесь и сейчас. Есть то, что я чувствую, и я передать не могу, как это ценно и много для меня. У вечности есть свои недостатки, хотим мы того или нет, но с годами все неизбежно становится более блеклым. Я всю жизнь борюсь с этим, как мне кажется, довольно успешно. И тем не менее. А то, что я чувствую сейчас – это настолько ярко и восхитительно, что я даже не могу припомнить, что бы испытывал что-то подобное. Это само по себе так чудесно и восхитительно, что ровным счетом не оставляет места каким либо сомнениям.  Впрочем, я вообще не склонен испытывать сомнения. Я лучше ошибусь, чем позволю страху заставить меня что-то упустить. А на этот раз я даже не допускаю мысли, что могу ошибаться. Я просто уверен и все. И пусть это иррациональное чувство, но для меня этого более чем достаточно. Иного мне не нужно,- мужчина чувствует, что слишком много говорит сейчас, но это позволяет ему не сойти сума. Что бы окончательно не утонуть в этих изумительных, изумрудных глазах.
-Можно боятся разбиться и никогда не прыгнуть с парашюта, не почувствовать восхитительного ощущения полета. Только прыгнуть можно всегда, не сейчас, так в через месяц или год. Но в жизни бывает иначе, некоторые шансы, будучи упущенными, могут более не повториться, даже в вечности. То, что я чувствую сейчас к тебе - много сильнее, чем небольшой всплеск адреналина. Так разве имею я права бояться?- наконец поток слов вампира иссяк, а вместе с ними и иссякли его мысли. Можно сколь угодно рассуждать об этом, приводя разные примеры и эпитеты, но все уже сказано. Возможно, хватило бы и простого «нет». А что говорить сейчас еще, он не знает. Повторять слова любви сейчас, кажется ему бессмысленным, все и так более чем очевидно, по большому счету, даже без слов. Зачем затирать смысл слова «люблю», бесчисленными повторениями. По крайней мере в этот миг? Сейчас, когда с ним самим все уже совершенно ясно и он свой выбор сделал, но когда девушка, хоть и склонившаяся, но все же на перепутье. Ведь для нее все это как снег на голову, и никак иначе...

Слова Дэвида о том, что вампиризм – это вовсе не проклятие, а замечательный дар, оказываются удивительным образом созвучны тому, что сама Эвелин думает по этому поводу. Раньше у нее не было возможности пообщаться с тем, кто был обращен хотя бы на пару десятков лет раньше нее, расспросить о том, что будет дальше, узнать, каково это – быть вампиром год или два, а может, и больше. И сейчас Эвелин с жадностью ловит каждое слово Дэвида, мысленно радуясь тому, что она все же не заблуждалась, и обращение не только спасло ее, но и стало благом, а не наказанием.
Дэвид чуть смущенно улыбается, и Эвелин тут же начинает жалеть о том, что не удержалась и дала волю своему неуемному любопытству. Это в ее истории, как, впрочем, и во всей жизни, нет ничего такого, что можно или даже нужно было бы скрывать от окружающих, к тому же она всегда была открытым человеком и не видела ничего плохого в том, чтобы рассказать о себе какие-то подробности тому, кто сумел завоевать ее расположение, а Дэвиду это определенно удалось сделать, причем с поразительной легкостью. Девушка уже готова взять свои слова обратно или попытаться перевести все в шутку, хорошо понимая, что просто не имеет права вызывать его на откровенность, ведь как знать, что ему пришлось пережить в прошлом и, возможно, он вовсе не горит желанием вспоминать об этом, но не успевает, так как Дэвид все же соглашается ей рассказать о себе. Заинтригованная Эвелин, затаив дыхание, неосознанно подается чуть вперед, словно опасаясь пропустить хоть одно слово, на ее слегка приоткрытых губах замерла полуулыбка, а внимательный взгляд зеленых глаз прикован к его лицу, однако когда Дэвид просит пообещать ему, что она не будет бояться его после всего, что услышит, девушка все же не выдерживает и тихо смеется, зажмуриваясь на несколько мгновений. Открыв глаза, в которых вовсю плещется веселье, она поднимает правую руку и прикладывает ладонь к груди там, где бьется сердце, затем чуть церемонно кивает, стараясь придать своему лицу торжественное выражение, хотя уголки ее губ предательски подрагивают от с трудом сдерживаемого смеха.
- Клянусь, что не буду вас бояться! – шутливо произносит Эвелин, глядя на Дэвида и отчетливо понимая, что ей даже сложно себе такое представить, и она очень сомневается, что когда-нибудь такое произойдет на самом деле. Иррационально? Возможно. И, тем не менее, Эвелин уверена в этом и, по крайней мере, сейчас оказывается совершенно права. Цифра, озвученная Дэвидом, заставляет ее удивленно распахнуть глаза и беззвучно произнести:
- Оу… - Впрочем, никакого страха нет и в помине, только лишь восторг и неподдельный интерес, и Эвелин быстро приходит в себя. – Это… Это потрясающе! И совсем не страшно, – с усмешкой добавляет она.
Она смотрит на Дэвида так, словно сейчас видит его впервые. Он – живое воплощение того, что все эти разговоры о вечности отнюдь не являются преувеличением, это правда, и ее надежды о том, что можно быть вампиром, жить долго и наслаждаться каждым днем, вполне реальны. Кажется, он уверен, что все это делает его странным, и Эвелин поспешно начинает возражать:
- Нет, что вы, это вовсе не странно, совсем наоборот, это… - Девушка хочет ему сказать о том, что ничего странного в этом нет. Непривычно – да, потому что ее восприятие мира еще не слишком изменилось, в ней все еще довольно много от обычного человека, который мыслит несколько другими категориями хотя бы в силу того, что его жизнь имеет определенный срок, но это точно не странно. Однако последняя фраза Дэвида заставляет ее замолчать, а все слова, которые Эвелин хотела произнести сейчас, мгновенно исчезают, оставляя ее наедине с мужчиной и его признанием в любви. В ее глазах больше не искрится веселье, а улыбка не касается губ, и вмиг посерьезневшая Эвелин сейчас чувствует себя так, будто она замерла, стоя на тонком канате, натянутом над пропастью – один неверный шаг, и ее поглотит бездна. Совершенно бесхитростная фраза, произнесенная с легким оттенком грусти, внезапно оказывает на нее очень странное впечатление – Эвелин становится страшно. Невыносимо страшно одним неловким словом оттолкнуть его, отобрать надежду и заставить пожалеть о сказанном, ведь глядя сейчас на Дэвида, Эвелин постепенно начинает осознавать, что где-то в глубине души она готова поверить ему. Просто поверить, не требуя никаких подтверждений, лишних слов и доказательств, опираясь лишь на все то же иррациональное убеждение в том, что он не станет ей лгать. Поверить и шагнуть навстречу, принимая его бесценный дар и щедро вознаграждая взамен. Это убеждение крепнет в ее душе с каждым мгновением, пока Эвелин растерянно смотрит на мужчину, ничего не замечая вокруг, и лишь слабая тень того здравого смысла, который всегда был ей присущ, заставляет девушку тихо сказать:
- Дэвид… - Новый всплеск паники, связанной с тем, что он может неправильно истолковать ее замешательство и уйти, заставляет Эвелин протянуть правую руку и накрыть своей ладонью его ладонь, слегка сжав ее. – Дэвид, но ты совсем не знаешь меня, - так же тихо произносит она, переходя на «ты» и ненамеренно разрушая ту дистанцию, которую они оба по негласному соглашению соблюдали с самого начала знакомства. – Ты видишь только внешний облик, но уверен ли ты, что тебе понравится то, что за ним скрывается? Ведь ты совсем не знаешь, какая я на самом деле. – Эвелин машинально начинает поглаживать большим пальцем его ладонь, собираясь с силами, чтобы озвучить свой, пожалуй, самый главный вопрос. – Не боишься разочароваться, когда узнаешь меня поближе?

-Зачем мне блокнот? Хм... Боюсь, это проявление моего легкого помешательства, если я не сделаю между делом, хотя бы несколько набросков, то рискую сойти сума. А зачем вам безумный собеседник, верно?- весело подмигнул вампир Эвелин, понимая, что со стороны наверное это смотрится, по меньше мере странно. Но не в силах с собой что-то поделать.
Дэвид внимательно слушал рассказ девушки, а в его голове, спонтанно возникал странный образ, который не имел ничего общего с реальностью. И тем не менее...
В этом образе, или наваждении, если угодно, он уже давным-давно знает Эвелин. Знает он, но не она. Он с маниакальным фанатизмом следит за ней, вынашивая свои коварные планы. Он подстраивает аварию, и он же поит бессознательное тело собственной кровью. В его версии, кровь вампира попадает к ней вовсе не в больнице. Полнейшая ерунда, учитывая, что он бы никогда не стал рисковать жизнью этого, казавшегося ему идеального, создания. Да и безумие его, которое, безусловно, в какой-то мере, в нем присутствовала, было не столько сильным, как у героя его видения. А потому, когда девушка заканчивает свой рассказ, он лишь мысленно мотает головой, пытаясь избавиться от назойливой иллюзии.
Дэвид тихо смеется, шутки Эвелин, на счет лихаченья на дороге, а потом, немного помолчав, говорит.
-Некоторые вампиры, почему-то считают, что это прокльятьем. Я никогда этого не понимал, если честно. Я не могу воспринимать это иначе, как дар. Вечная жизнь и вечная молодость – о чем еще может мечтать человек?- говорит он, одновременно осознавая, на сколько, все таки, различны их моральные принципы. Впрочем, у Дэвида с моральными принципами вообще обстояло очень плохо. А вот Эвелин как изначально казалась ему кристально чистой и непорочной, так и продолжала казаться таковой, по мере того, как он узнавал ее все лучше. «Негодяй и Ангел – странная парочка» - усмехается он про себя и задумывается над вопросом своей спутницы. Весьма сложным, если разобраться, ведь Дэвид все еще сильно боится ее отпугнуть. Но он при этом испытывает сильно желание раскрыться, и по возможности не скрывать от нее ничего. Нет, определенно, некоторые вещи ему придется скрывать, размышлял он. Ведь перед ним сидела отнюдь не Гилиан. И он не сможет, к примеру ей рассказать, про свою свиту. Это было за гранью, даже для некоторых прожженных вампиров – а Эвелин никогда этого не поймет. Вероятно... С другой стороны, скрывать свое происхождение и свое прошлое, свой возраст, в конце концов? Ему уже совсем не хотелось. Тем более не хотелось придумывать очередную лож. В тоже время, он чувствовал, что это веселое и любопытное создание должна воспринять такую информацию не столько со страхом, сколько с любопытством. Не мог он влюбиться как мальчишка, в того, кого испугает такая, в сущности, ерунда. И в этом мысли, Дэвид, скорее всего обманывал самого себя. Вампир, которому более 16 веков, магистр пятой руны. Да, иной раз, это пугало не только людей...
-Да нет, не секрет, на самом деле,- Дэвид потер лоб, и демонстрируя смущенную улыбку.
-Ладно, расскажу. Но обещайте, что не будете меня после этого боятся, ладно?- вампир снова рассмеялся, в который раз уже за этот день, а потом тяжело вздохнув, начал свой рассказ.
-Боюсь, я не совсем стал таким. Скорее я таким родился. Да, я тоже проходил обращение, и мое сердце тоже останавливалось. Но мой отец, древний носферату, и моя судьба в этом смысле, была предопределена с момента рождения. Хотя, учитывая как мы ладили с Корни, думаю он был не прочь оставить меня человеком,- Дэвид улыбнулся, пытаясь показать, что его семейные проблемы – вовсе и не проблемы, а скорее повод для шуток. Так ли это было на самом деле? Дэвид верил, что именно так. Тот факт, что он был, в каком-то смысле разочарованием собственного отца – давно не волновал его. По меркам его века – практически всю жизнь.
-Так что, никакой особой истории у меня нет, об этом. Просто пришло мое время и мне дали испить крови моего родителя. И это было, по-настоящему давно. Мне даже сложно припомнить, изменился ли я после этого, или нет. С тех пор я успел побывать и королем и шутом, и вообще, кем я только не был,- вампир усмехнулся, чувствуя как его рассказ, неожиданно оказавшийся таким коротким, превратился то ли в фарс, то ли в шутку. Этого немного смутило его. С одной стороны, это было вполне в его духе, а с другой, было ли это достаточной «ценой» за откровения Эвелин?
-Если честно, мне не слишком хочется это говорить. Но я совершенно уверен, что этот вопрос вертится у вас в голове с тех пор, как вы узнали, что я тоже носферату. И вы верно стесняетесь спросить, но он все равно не дает вам покоя, верно? Я так думаю, потому что меня бы это так же интересовало, будь я на вашем месте. Ну что же, не буду я от вас это скрывать. Я родился в 357 году, т.е. чуть больше шестнадцати столетий назад. Тем я выгляжу в ваших глазах еще страннее, верно? Древний старикашка влюбившийся с первого взгляда в юную девушку?- впервые на лице Миллера мелькнуло грустное выражение, все таки он чувствовал, что вероятно сболтнул лишнего. Но в присутствии Эвелин ему, почему-то, вообще оказалось чертовски сложно действовать, в соответствии с его, что называется, возрастом и опытом. Влюбленные люди, вообще склонны совершать глупости, и как оказалось, Дориан Орфейский не был счастливым исключением из этого правила. И это бы даже вряд ли его сильно волновало – показаться глупым он не боялся. Зато боялся потерять Ангела, которого он случайно нашел в библиотеке.

Разговаривая на ходу, Эвелин в сопровождении Дэвида заходит в кофейню и с любопытством оглядывается по сторонам. Здесь приятно пахнет, помимо аромата кофе она различает еще тонкий, едва уловимый запах корицы, имбиря и карамели, а мягкий, чуть приглушенный свет и теплые оттенки внутреннего интерьера окончательно убеждают девушку в том, что она правильно поступила, доверив выбор заведения Дэвиду.
- Здесь очень уютно, - произносит она, присаживаясь за столик, и снимая куртку.
Она с интересом слушает собеседника, Дэвид совсем не кажется ей занудным, хотя ремарки о возрасте и вечной жизни то и дело возвращают ее к вопросу о том, сколько же ему лет. На вид, разумеется, Дэвид был молод, а вот на самом деле ему могло бы и сто, и двести лет, а может, и еще больше. Эвелин продолжает мучить любопытство, ведь вполне вероятно напротив нее сидит тот, кто своими глазами видел многие исторические события, которые были описаны в учебниках, а может, даже и принимал в них самое непосредственное участие.
- Вам не за что извиняться, - торопится заверить его Эвелин, - совсем наоборот, вы очень приятный собеседник.
Ее прерывает подошедший официант, который вручает вампирше увесистое меню, но девушка не торопится изучать весь ассортимент местной кухни – ей вполне достаточно того, что Дэвид заказал, и она откладывает меню на край стола.
- Зачем вам блокнот? – не выдерживает любопытная Эвелин и тут же улыбается, когда речь заходит про аварию. Собственное, в самом факте катастрофы нет ничего смешного, и улыбка девушки вызвана шутливыми словами Дэвида, который снова называет ее ангелом. Или он все же не шутит? – Нет, эта история совсем не личная, хотя и не сказать, что очень уж приятная, - произносит Эвелин, - впрочем, по прошествии некоторого времени я уже совершенно спокойно воспринимаю эти события.
- Меня подвело самое банальное желание побыстрее оказаться в уютной гостиной родного дома, когда на улице была довольно ненастная погода, и к тому же оставалось совсем мало времени до начала комендантского часа. Я возвращалась домой на своей машине, которую папа не так давно подарил мне на день рождения, еще не совсем привыкла к ней и не справилась с управлением. Ну, знаете, поздний вечер, вокруг очень темно, мокрое шоссе, большая скорость… - Она чуть смущенно пожимает плечами и продолжает: - Машину начало заносить в сторону, я очень испугалась и, наверное, это окончательно усугубило дело. Последнее, что я помню, это огромное дерево, которое мелькнуло в свете фар и в которое я умудрилась врезаться, затем глухой удар, вспышка сильной боли и спасительное беспамятство. Машина превратилась в груду искореженного металла, а вот мне повезло чуть больше, так как кто-то из свидетелей аварии вызвал спасателей, и они очень быстро приехали, несмотря на поздний час и ливень. – Эвелин ненадолго замолкает, все больше погружаясь в воспоминания и отводя взгляд куда-то в сторону. – Собственно, мне вообще в тот день очень повезло, только я это поняла значительно позднее, и иногда мне кажется, что это обращение в вампира было словно предопределено свыше, так как слишком уж все прекрасно складывалось в тот вечер, даже несмотря на аварию. – Помолчав еще пару мгновений, она продолжает: - Меня вытащили из машины и даже успели доставить в больницу, где попытались собрать едва ли не по кусочкам, и где-то там, в реанимации, нашелся пакет крови вампира, который мне и перелили. – Эвелин поднимает глаза на Дэвида и усмехается. – А что бывает дальше вы, наверное, знаете, не так ли? Остановка сердца, и да здравствует новая жизнь! Вообще забавно вышло. Насколько я понимаю, вампиры, мягко говоря, не слишком афишируют свое существование, но сохранить это в тайне все же не удалось, какие-то сведения просочились в массы и со временем стали частью фольклора. Искусство навязывает нам определенные стереотипы, рисуя кровожадных монстров, и после обращения я очень боялась, что тоже стану зверем, у которого на уме только кровь невинных жертв, но все оказалось не так уж и страшно. Вернее, вообще не страшно. Сначала мне было очень обидно, что кто-то без моего ведома распорядился моей судьбой, и очень хотелось выяснить, кто это сделал и зачем, но сейчас меня это уже не волнует. Скорее, наоборот, если бы я встретилась с человеком или вампиром, который все это устроил, то я бы поблагодарила его, ведь он помог мне не только выжить в ту ночь, но подарил вечную жизнь. Конечно, не все так гладко. Необходимость пить человеческую кровь – это… эммм… не так уж и весело, но, к счастью, от моих укусов еще никто не пострадал за исключением полиэтиленовых пакетов с логотипом банка крови, - признается Эвелин, слегка смущаясь, и тут же вновь улыбается. – Зато теперь можно спокойно лихачить на дороге и ничего не бояться, - шутит она и, наконец, решает позволить своему любопытству хоть немного проявить себя. – А что насчет вас, Дэвид? Как так вышло, что вы стали вампиром? Ну, если это не секрет, разумеется, - добавляет Эвелин, помня о хороших манерах и, даже несмотря на жгучее любопытство, не желая вторгаться в ту часть жизни Дэвида, которую он, возможно, предпочел бы сохранить в тайне от нее.

-Я думаю, вы мне льстите. Мне конечно приятны ваши похвалы, но все таки стоит приберечь комплементы хотя бы до момента, когда я перенесу это на холст,- весело рассмеялся Дэвид.
-Иногда, не так уж важно, кажется ли нам, или все происходит на самом деле. Если иллюзия достаточно реальная, то она вполне может стать реальностью. Хотя для владельцев пятой руны, подобные убеждения могут быть опасны,- он неожиданно задумался над тем, стоит ли ему «фильтровать» свои мысли в разговоре с Эвелин, ведь они, будучи оформлены в слова, действительно могли быть опасны, особенно для столь невинного создания. С другой стороны, сейчас, когда он чуточку успокоился от пережитого потрясения, он понимал, что если он будет отстраняться, боясь «испортить прекрасный цветок», это может сделать кто-то другой. И это уж точно не будет ничем не лучше.
-Постарайтесь запомнить эти ощущение – способность отличать не людей очень полезный навык в нашей бытности.
Прикосновение руки вызвала в Дэвиде новую бурю эмоций, и окончательно осознание того, что они не хочет расставаться с этим чудом, и мысль о том, что бы отстранится и  довольствоваться лишь восхищением этой красотой на расстоянии, была окончательно погребена на кладбище глупых и ненужных мыслей, в мрачном сыром склепе, в самом грязном и темном углу.
Кафе приняло парочку теплой, в прямом и переносном смысле, атмосферой и ароматным запахом кофе. После улицы, теплое, искусственное освещение создававшее ощущение заката в теплый и солнечный день. В целом все было выдержано желто-коричневых и кофейных тонах, невольно наводившее на мысль о золотой осени. Тот момент, когда днем еще тепло и ярко светит солнце, а под ногами уже шуршит пожелтевшая листва, как и деревья, не успевшие избавиться от своих одеяний. Они устроились за небольшим столиком, утопая в мягких креслах, напротив друг друга.
-Прекрасный ответ. Он говорит о вас одновременно и очень много, и почти ничего. А что до целостности, смею вас уверить – это просто иллюзия. Есть люди увлеченные, как правило они весьма интересны, но ровно до тех пор, пока речь идет о предмете их интереса, но за пределами они становятся невероятно скучны. И это вовсе не делает их целостными, вне своей узкой зоны комфорта они неуклюжи и рассеяны. Есть люди пассивно-пустые, у которых и вовсе отсутствуют интересы. Они могут говорить, что развиты всесторонне, но как правило, это самообман. В большинстве своем они унылы и не интересуются ничем.  Как правило, и те и другие – живут в собственном мирке и совершенно не способны воспринимать что-то новое.
А есть люди, которые действительно любят жизнь. Зачастую, это самые интересные и приятные люди. Не благодаря каким-то своим достижениям, хотя рано или позно они появляются, а потому что видят мир под немного иным углом. Еще их можно назвать оптимистами, и вы как раз относитесь к этой группе людей. Это очевидно сразу, по вашей улыбке и по вашему выражению лица, даже без того, что вы о себе сказали. Возможно, они и есть самые целостные люди, их восприятие не замутнено предрассудками и они не ищут во всем что видят изъян. А потому мир, который их окружает наиболее близок к идеальному, в нем куда больше цветов и красок. Конечно, на этом пути их может подстерегать опасности – иногда плохое надо замечать, хотя бы для выживания. Хотелось бы верить, что я тоже отношусь к этому типу людей, но боюсь, это не совсем так. Круг моих интересов широк, но он ограничен, и у меня тоже есть собственная зона комфорта, как у первой категории людей. Впрочем, она достаточно широка, при этом я очень люблю жизнь и смотрю на мир не так, как большинство людей. Именно поэтому я смог увидеть в вас совершенство, а кто-то, наверняка попытался бы отыскать в вас недостаток. Некоторые даже красоту могут воспринимать – как изъян. Впрочем, прощу прощения, иногда меня заносит, и я становлюсь ужасным занудой,- Дэвид сделал извиняющееся выражение лица, в котором читалось не только раскаяние, но и говорила о том, что конечно виноват, но вряд ли с этим можно что-то поделать.
-Так или иначе, ваши жизненные принципы кажутся мне замечательными, особенно это справедливо для существ, вроде нас, у которых в запасе много больше, чем одна человеческая жизнь. Это единственный способ, из мне известных, позволяющих со временем не впасть в унылую скуку. И именно им я пользуюсь, что бы оставаться молодым не только внешне.
Тем временем к их столику наконец подошел официант, кладя перед посетителями по объемистому меня в кожаном переплете, такому же стильного как и само заведение.
-Мне меню не нужно, а леди возможно захочет полистать. Приготовьте для начала пару Эроских Ночей, а так же по порции ваших фирменных пирожных Темного Наслаждения. И еще, принесите мне, пожалуйста блокнот и карандаш.
Приняв заказ и забрав одно из меню официант удалился.
-Вы сказали,  что едва не погибли? Представлять, что это действительно могло случиться, я пожалуй не буду, думать о том, что этот мир может существовать без такого ангела – кажется мне довольно унылым занятием. Так что, главное, что этого не произошло, и это замечательно. Тем не менее, мое любопытство не дает мне возможности не полюбопытствовать, что именно произошло? Если, конечно, эта темы не слишком вам неприятна и не слишком личная. В таком случае, прошу прощения за то, что сую нос не в свои дела.

Предложение попутешествовать на настоящем пиратском корабле вызывает у нее новый приступ веселья, хотя на этот раз Эвелин уже начинает сомневаться в том, что Дэвид шутит насчет подобного развлечения. Кажется, он вполне серьезно об этом говорит, как, впрочем, и о путешествии на другой континент, и, продолжая улыбаться, Эвелин представляет себе, как будет эпично смотреться на палубе старинного корабля. Тем временем, Дэвид начинает рассказывать о том, каким бы был ее портрет, и по мере того, как словесная картина обретает все новые и новые подробности, веселье начинает уступать место потаенной нежности, что сейчас расцветает в ее груди трепетным цветком. В мыслях девушки больше нет корабля и смешливой пиратки, позволяющей морскому бризу играть с прядями светлых волос, все это исчезает без следа, и живое, яркое воображение Эвелин устремляется вслед за словами Дэвида, словно призрачной кистью легкими, невесомыми мазками рисуя на иллюзорном холсте все то, что он сейчас описывает, и результат кажется ей поразительным. В машине на несколько мгновений воцаряется тишина, Дэвид о чем-то задумывается, а потрясенная до глубины души Эвелин, повернувшись к нему, рассматривает профиль человека, воспринимающего ее так, как никто другой.
- Нет, это совсем не банально, - тихо произносит Эвелин, с сожалением отпуская воздушное, эфемерное видение, нарисованное воображением Дэвида. – Я думаю, что это прекрасно. А вы просто гениальный художник, если способны так воспринимать окружающую действительность.
Дэвид улыбается и продолжает рассказывать ей о том, какие образы ей бы подошли, щедро одаривая комплиментами, и если раньше она только усмехалась с легким оттенком иронии, не слишком веря в их искренность, то теперь воспринимает его слова куда серьезнее. Она так и продолжает задумчиво смотреть на мужчину, сумевшего произвести на нее столь поразительное впечатление с самых первых минут знакомства, и когда Дэвид поворачивается в ее сторону, Эвелин совершенно спокойно встречается с ним взглядом, даже не подумав отвести глаза и как-то скрыть свой интерес к его персоне. Однако, дальнейшие слова Дэвида заставляют Эвелин удивленно моргнуть, выводя из состояния задумчивости и окончательно убеждая девушку в том, что ощущения ее все же не подвели. Дэвид на самом деле оказался вампиром.
- Почти три месяца назад, - с легкой хрипотцой произносит Эвелин, подтверждая его догадку относительно недавнего обращения, раз уже скрывать это, судя по всему, совершенно бессмысленно. – Не совсем так, - чуть замявшись, отвечает она. – Я чувствовала в вас нечто родное, но не была уверена в этом на сто процентов. Все эти странные ощущения, новые способности… Это все это так ново, мне сложно привыкнуть к этому и поверить в то, что это на самом деле происходит со мной, а не является плодом воображения.
Она все еще не отводит взгляд от его лица, раздумывая о том, насколько реальный возраст Дэвида может отличаться от видимого, любопытство настойчиво требует это выяснить, но Эвелин все же сдерживается. Тем временем, Дэвид выражает желание увидеть воочию тот кошмар, который в ее кружке именуется театральной постановкой, и Эвелин снова фыркает от смеха.
- А вы очень смелый и отважный, - произносит она с улыбкой. – Обычно на подобные мероприятия находится очень мало зрителей-добровольцев, чаще приглашения носят принудительный характер, и преподаватели тщательно следят за тем, чтобы все бедолаги, которым не повезло оказаться в числе приглашенных, все же прикоснулись к прекрасному вне зависимости от того, хотя они этого или нет. Но если хотите все же рискнуть, то совсем скоро вам представится такая возможность, так как перед Новым годом в университет наверняка будет организовано какое-то мероприятие, и вполне вероятно, что я так буду каким-то образом участвовать.
Пока Эвелин рассказывает своему собеседнику про свою сценическую карьеру, машина останавливается, Дэвид выходит и очень учтиво помогает ей выйти из машины. Эвелин, чуть улыбнувшись, вкладывает пальчики правой руки в протянутую ладонь мужчины и легко выскальзывает из салона авто.
- В отличие от вас, Дэвид, я, наверное, не слишком цельная натура, - отвечает она. – У меня нет четко выраженных увлечений или каких-то излюбленных занятий, я просто люблю жизнь, особенно после того, как едва не погибла. Раньше я никогда об этом не задумывалась, а теперь ценю каждый миг. И мне интересно все, что приносит новые эмоции, позволяет отвлечься от рутины и не дает скуке ни единого шанса. – Она неловко пожимает плечами и продолжает: - Я просто не хочу зацикливаться на чем-то одном, так как рискую упустить что-то наверняка очень интересное, а мне бы этого не хотелось.

-Не были? Тем более, в таком случае договорились. Пусть это будет началом вашей карьере путешественника, мне кажется, вам это может оказаться по душе. Хотя, если вдуматься, я ничего не знаю о ваших вкусах. Но как нибудь, если пожелаете, я могу для вас даже одолжить у...- на миг Дэвид замялся, впрочем, практически незаметно для окружающих. Говорить о то, что у него есть внук? Это казалось ему слишком странным, он боялся, что это может несколько отпугнуть девушку.
-...своего племянника настоящий пиратский корабль, который все еще на ходу. Не думаю, что долгое путешествие на нем – большое удовольствие, в те времена понятия комфорта сильно отличались от современных. Но покататься денек может быть весьма забавным.
Он солгал, и хотя ложь его была совсем невинной, внутри него проскользнул какой-то легкий, неприятный осадок. Лгать у него всегда получилось легко и просто, так или иначе, он лгал всем. Почти... Он не лгал Гилиан, и теперь ему совершенно не хотелось лгать Эвелин. Нет, они совершенно не были похожи друг на друга, но в его отношение к ним обоим было что-то неуловимо схожее. Так же, как он в свое время боготворил свою первую супругу, так же, он сейчас боготворил это юное создание.
-С крыльями и в облаках? Не знаю, мне кажется это будет выглядеть слишком религиозно, что ли. Я, конечно, знаю, что ангелы действительно существуют. Я имею ввиду, тех самых грозных рыцарей света, но признаться, называя вас так, я вкладывал в это слово несколько иной смысл. Не знаю, если бы я рисовал вас именно как ангела? Наверное, вы бы бежали по изумрудной траве... Точнее даже бежали по воздуху, не касаясь земли, но не слишком высоко, так что кончики лестных трав и цветов слегка щекотали ваши босые ножки. В простом, белом платье, слегка просвечивавшемся на ярком, полуденном солнце. Так, что бы слегка угадывался силуэт вашей, идеальной фигурки. Совсем не пошло, но с едва заметным налетом эротики. Позади бы вас развивались ваши золотые волосы, а на губах играла восхитительная и жизнерадостная улыбка. При этом, вы бы слегка светились, окрашивая мир вокруг еще «большей жизнью». Хм... Или это слишком банально?- Дэвид задумался погружаясь в размышления, казалось он прямо сейчас пытается создать перед своим взором нарисованный им только что, словесный портрет, и теперь с критическим взглядом его разглядывает. Каждую деталь и композицию в целом, пытаясь найти малейшие изъяны. Наконец он будто очнулся от дремы и с улыбкой, продолжил.
-А вот роль роковой женщины, мне кажется, вам не пойдет. Во всем виновата улыбка и ваши глаза, которые выдают в вас удивительного, жизнерадостного, доброго и открытого человека.  Хотя можно попробовать, кто знает, что из этого может получиться? Вы бы вполне могли сойти за сказочную принцессу, да. А вот в роли вампира мне пока сложно вас представить, как ни странно. Но я обязательно попробую, просто у меня было не так уж много времени, правда? В конечном счете, я бы начал с большого портрета, лицо крупным планом, без какого лишнего антуража. Все равно ваши волшебные черты оттянут все внимание на себя, каким бы удивительным не был окружающий вас антураж.
Все это время девушка могла без труда чувствовать настроение Дэвида, даже будучи неопытным абсолютом, даже просто человеком со сколько-нибудь развитой эмпатией можно было почувствовать, что мужчина буквально ощущает себя на седьмом небе от удовольствия, прибывает в очень хорошем расположении духа.
-Я конечно очень талантлив, не стану с вами спорить. А еще очень скромный,- рассмеялся Дэвид собственно шутке, а потом повернул голову и пристально посмотрел на девушку, следя за дорогой исключительно боковым зрением. Впрочем, для абсолюта его уровня, это не составляло большого труда.
-Но завидовать не стоит, дело тут совершенно не в таланте. Просто моя Вечность началась немного раньше вашей Вечности. У вас все еще впереди, и это мне следует вам завидовать. Первый опыт всегда самый ярки. Я вижу, что вы совсем недавно были обращены. Но вы ведь чувствуете, что я тоже вампир, верно? Я немного старше, чем выгляжу, поэтому у меня было достаточно времени, что бы всем этим успеть позаниматься. Изобразительное искусство всегда было моей страстью. Добавим к этому мою любовь к разнообразию, и станет совершенно понятно, откуда такое многообразие стилей,- наконец он снова повернул голову, машина выехала на узкую улочку из брущадки, и ему пришлось сильно сбавить скорость. Сделав пару поворотов, он остановился и поставив машину на ручник, снова посмотрел на девушку.
-В следующий раз обязательно позовите меня, когда будете демонстрировать новое представление. Не буду льстить заранее, о ваших актерских и вокальным талантам, я пока ничего не знаю, но на вашу игру посмотрю с удовольствием. И тем более послушаю ваш чудесный голос, даже если вы ужасно фальшивите, в чем я сильно сомневаюсь, уверен, мне все равно понравится. И я получу массу удовольствия. А вот, мы похоже и приехали,- после этих слов, он вышел из машины и поспешил  галантно открыть дверцу для Эвелин и протянуть ей руку, рискуя при этом, получить новую бурю эмоций от соприкосновения их рук.
-Вообще, мне кажется, мы слишком много говорим обо мне. Расскажите немного о себе? Хотя наверное, это слишком общий вопрос, иногда отвечать на такие бывает не так просто. Ну, скажем... Чем вы любите заниматься большего всего на свете? Самое любимое занятие?

Дэвид соглашается остаться в Валенштайне, но и не отказывается от идеи посетить Арканум, только теперь речь идет об ужине. Эвелин усмехается, глядя на него – они едва только познакомились, а у Дэвида уже есть планы на следующую встречу, которые он начал составлять, не дожидаясь, чем закончится нынешняя. Впрочем, удивительно, но подобная самонадеянность ее совсем не отталкивает, совсем, наоборот, привлекает, и Эвелин ловит себя на мысли, что ее новый знакомый просто невероятно обаятелен. Она не сумела бы сейчас ответить, что именно заставляло ее так думать – восхищение, сквозившее в его глазах, весьма обходительное обращение, полное какого-то благоговения, или же те положительные эмоции, которые исходили от него и отголоски которых она уже могла различать благодаря своей руне, а может быть, все это вместе – в любом случае Эвелин была просто очарована Дэвидом. Рядом с ним ей было очень легко и спокойно, Эвелин даже и голову не приходила мысль о том, что знакомство и общение с ним могут обернуться бедой или хотя бы просто оставить после себя какой-то неприятный осадок, и поэтому она совершенно спокойно принимает предложение поужинать на другом конце света, раз Дэвид говорит об этом всерьез.
- Не откажу, - уверенно произносит она в ответ. – Я никогда не была за пределами Дюссельфолда, так что это будет, наверное, очень интересно.
Они покидают читальный зал и выходят в коридор, больше нет нужды держать мужчину за руку, и самое время отпустить его, но Эвелин, увлекшись разговором, не замечает этого, и ее ладонь так и продолжает покоиться на сгибе локтя Дэвида, не вызывая у блондинки ощущения, что она позволяет себе лишнее в отношении малознакомого человека.
- Впервые слышу про такую кофейню, - откликается Эвелин. - Но полностью доверяю вашему вкусу, - добавляет она и тут же улыбается, когда речь заходит про ее портрет, хотя после странной иллюзии, которую она увидела совсем недавно в читальном зале и происхождение которой так и не сумела понять, Эвелин невольно начинает задумываться о том, нет ли в этих событиях какой-то взаимосвязи. Сначала видение галереи, а спустя несколько мгновений – появление в ее жизни художника, который уже готов нарисовать ее портрет. Впрочем, заниматься гаданием ей сейчас совершенно не хочется, куда больше Эвелин интересует, каким бы получился ее портрет в исполнении Дэвида. – Уговаривать меня, наверное, не придется, - произносит она, продолжая улыбаться, - вот только в каком антураже вы бы меня нарисовали? Облака и белые крылья за спиной? Старинный замок и парчовое платье? А может быть, в облике вампира с зажатым кубком крови в руке? – перечисляет она несколько вариантов, лукаво глядя на Дэвида.
Тем временем они выходят из здания университета и отправляются на стоянку. Эвелин одной рукой запахивает на груди куртку, наброшенную поверх легкого платья, и начинает поеживаться на холодном ветру, но совсем скоро они оказываются на стоянке, и Дэвид распахивает перед ней дверцу своей машины. Девушка забирается внутрь салона, радуясь царящему там теплу, одобряет выбор музыки, и машина трогается с места. Эвелин, будучи когда-то очень дисциплинированным водителем, сейчас даже не вспоминает о том, что нужно пристегнуться, с некоторых пор считая это излишним, и провожает взглядом исчезающее из вида здание университета, после чего поворачивается к мужчине, рассказывающем о своем  увлечении живописью. Она даже не обращает внимания на то, как медленно они едут, хотя сама уже успела пристраститься к быстрой езде, и пусть машина явно позволяла развить большую скорость – Эвелин хоть и не слишком хорошо разбиралась в автомобилях, она все же успела заметить, что машина принадлежала классу «люкс» - сейчас ей совсем не хочется устраивать гонку. Совсем наоборот, Эвелин нравится находиться рядом с Дэвидом в такой тихой, почти интимной обстановке и слушать его мягкий, неторопливый голос.
- Дэвид, я вами восхищаюсь! – восторженно произносит она. – Серьезно! Вы, должно быть, очень талантливы, раз сумели попробовать себя в стольких направлениях. Это удивительно! Я вам даже уже немного завидую, ведь моих скромных талантов хватило лишь на участие в театральном кружке в университете. Мы совместными усилиями одолели несколько постановок, которые прошли в общем-то с определенным успехом, хотя меня до сих пор не оставляет ощущение, что некоторая часть зрителей аплодировала, скорее, из-за сочувствия и ради поддержки своих друзей, согласившихся участвовать в этом безобразии, чем от настоящего, неподдельного восторга от наших актерских и вокальных данных, - со смехом рассказывает Эвелин, вспоминая свое пребывание в театральном кружке. Затем Дэвид упоминает про создание комиксов, и вампирша, снова приятно удивленная многогранностью его таланта, заинтересованно переспрашивает: - Комиксы? Это здорово! И каков сюжет? О героях, побеждающих плохих парней? Или, наоборот, о том, как плохие парни спасают мир и становятся хорошими?

- Валенштайн, так Валенштайн. Значит на Аракнум в другой раз. Хотя если вы думаете, что я шутил, то это не так. Но вы совершенно правы, лететь туда, что бы выпить кофе далековато. Нам банально захочется выпить до того, как мы доберемся до места. Поэтому мы с вами как-нибудь слетаем туда поужинать. Вы же не откажете мне в таком маленькой удовольствии?- весело спросил Дэвид, давай увлечь себя девушки. Все это была чистая правда, если бы девушка сказала, что хочет выпить кофе на Аркануме, он бы ее туда отвез. Сам-то он частным самолетом не обзавелся, ведь с ними столько всякой мороки, бюрократии и прочей ерунды. А это Дэвид не слишком любил. Как и вообще, не слишком любил частную собственность, по тем же причинам. Как правило, она ему надоедала, поэтому ему было куда проще снять лофт или особняк, на неопределенный промежуток времени, чем в начале покупать, потом продавать. Это напоминало ему работу, которой он действительно, время от времени занимался.
Зато у него был внук, совладелец одной из самых крупных в мире транспортных корпораций, а потому, ему было достаточно сделать один звонок, и к тому времени, когда они бы добрались до аэропорта, их бы уже ждал частный самолет. Все очень просто, и совершенно никаких сложностей.
Ее прикосновения слегка будоражили его сознание, но он тут же попытался отвлечься с помощью разговора. Странным образом, он пока не испытывал сексуального влечения к девушке, крайне не типично для него, учитывая на сколько волшебным созданием она ему казалось. Впрочем, в этом, вероятно, и было все дело. Сейчас эстетические чувства и щемящая нежность которую он испытывал, и которая имела вполне конкретное название – влюбленность, замещала низменные пороки и плотские мысли, настраивая вампира на куда более возвышенный лад. И все таки ее прикосновение заставило почувствовать жар, который пробежал по всему телу. А ведь их кожа даже не соприкоснулись, лишь изящные пальчики коснулись его руки сквозь ткань пиджака, которая казалась ему сейчас невероятно и неправомерно толстой. Да, рано или поздно его будет влечь к ней в полной мере. Возможно так, как никогда раньше, к какой либо еще девушке. Но сейчас он совершенно не желал об этом думать.
-Я знаю одно уютную арт-кофейню в старом городе. Кофе у Коффы. Там не меньше сотни рецептов кофе, и готовят его не намного хуже, чем на Аркануме. А еще там отличные десерты, и очень творческая обстановка. Иногда даже читают стихи молодые поэты, а молодые художники устраивают небольшие, тематические выставки своих холстов. Я надеюсь, вам там понравится. Конечно я вам все расскажу. А на то, как вы будете уговаривать меня нарисовать ваш портрет, я бы посмотрел. Только ничего у вас не получится, в плане уговоров. Потому что я соглашусь, как только вы об этом заикнетесь. А если не заикнетесь, то сам начну вас уговаривать позволить запечатлеть вас на холсте ,- они уже вышли из здания и направлялись в сторону стоянки. Вроде бы погода не изменилась, все такая же не слишком приветливая, поздняя осень, но сейчас Дэвиду она уже совсем не казалось серой. Вот, что значит, внутреннее восприятие мира. Правду говорил пневматик Ричард, что каждый живет в собственном мире, ведь нет-нет, а если дела и дальше будут идти так, Миллер скоро услышит пение птиц, и увидит полные бутоны цветов, что вот-вот должны расцвести, проще говоря – с легкой руки минует несколько зимних месяцев, направляясь прямо в приветливую весну. Впрочем, ему вполне было по силам создать такую иллюзия как для себя, так, к примеру, и для своей спутницы. Но это казалось ему уж слишком банальным, да и пугать девочку проявлением своих способностей совсем не хотелось.
Наконец они добрались до стоянки и двенадцати цилиндровой Zagato изумрудного цвета – не самый новый, но довольно дорогой кабриолет класса грант туризмо. Глядя на нее можно было сделать ряд очевидных выводов о владельце. Вероятно, он любит путешествовать и ему не чужда большая скорость. В тоже время, он весьма ценит надежность, сама по себе машина далеко не дешева, да бензина потребляет не мало. А еще можно было сделать вывод, что владелец точно не педант, и если не неряшлив, то уж точно не аккуратен. И не слишком ценит дорогие вещи заодно, пара вмятин и царапин не сильно бросались в глаза, но внимательный наблюдатель вполне мог заметить. Иными словами, машину никто особо не берег.
Дэвид нажал кнопку на пульте, машина пикнул, и двери со щелчком отомкнулись. Миллер сделал шаг вперед, и открыл пассажирскую дверцу, предлагая девушке присаживаться.
Затем и сам занял водительское место. Покрутив ручку, музыкального центра он включил музыку и они тронулись с места.
-Не возражаете против легкого джаза?- с улыбкой спросил он, а затем глядя на дорогу, направил машину в сторону старого города. Ехал он не слишком быстро, хотя и любил по настоящему быструю езду. Но сейчас категорически не хотел давать даже повода, для возникновения каких-то неприятностей или историей. Ведь рядом сидел весьма драгоценный груз.
-За свою жизнь я пробовал себя в самых разных стилях и направлениях, начиная импрессионизмом и сюрреализмом, и заканчивая реализмом и даже цифровой живописью. Признаюсь честно, я даже балуюсь созданием комиксов. Баловство, конечно, но мне нравится,- и действительно, в последнее время он всерьез увлекся этим, весьма молодым, с его точки зрения, видом творчества, и даже кое-что издал, под псевдонимом Devil Miller. Не то что бы сильно оригинально, но ему нравилось.

Ответ мужчины заставляет Эвелин весело рассмеяться и даже на несколько мгновений позабыть о том, что перед ней, возможно, вампир. Она все еще до конца не уверена в том, что правильно идентифицирует собеседника, это немного смущает Эвелин, но все же девушка решает отложить выяснение этого вопроса на «потом».
- Нет, что вы, ангел мне тоже очень нравится, - продолжая улыбаться, заверяет она мужчину, который предлагает отправиться на Арканум, чтобы попробовать тамошний кофе, затем представляется и говорит о том, что очень рад знакомству.
Эвелин все это слушает с легкой полуулыбкой на губах – мужчина определенно ей нравится, он с первых же минут произвел на нее прекрасное впечатление, и хотя она всегда избегала чересчур назойливых поклонников, не желая создавать себе проблемы, в его исполнении даже предложение отправиться на другой континент не выглядит неуместным. Скорее, наоборот – Дэвид играет с огнем, предлагая ей подобное развлечение, ведь она может и согласиться. Эвелин всегда была склонна к авантюрам, любила жизнь, избегала скуки и стремилась получить как можно больше новых впечатлений, разумеется, в рамках своих понятий о том, что хорошо и что плохо, и если раньше она старалась себя сдерживать, то после обращения эти черты характера стали проявляться все сильнее и сильнее. И сейчас в глазах ангела, глядящего на Дэвида, плясали озорные чертики, когда Эвелин представляла себе, как соглашается отправиться на Арканум. Впрочем, она не верит в то, что такое путешествие возможно, это просто шутка или неосторожная фраза, и если она все же ответит согласием, то, вероятно, поставит своего нового знакомого в неловкое положение, а этого делать ей совершенно не хочется. Слишком уж явно и открыто читалось восхищение в его глазах, чтобы это понять ей даже не требовались новые способности, достаточно было просто посмотреть на мужчину. И купаясь в этом мягком, обволакивающем взгляде, Эвелин совсем не желала каким-то образом обидеть Дэвида и еще больше не желала, чтобы это восхищение вдруг рассеялось, а взгляд стал совершенно обычным.
- Очень приятно, Дэвид, - вежливо произносит она. – Я тоже рада знакомству с вами, - совершенно искренне добавляет Эвелин.
В этот момент мимо них проходят несколько студентов, трое из них окликают Эвелин, и она, кивнув своим знакомым, снова поворачивается к Дэвиду. Разговаривать, стоя едва ли не на пороге читального зала, оказывается не слишком-то и удобно, а потому девушка мягко берет мужчину под руку и увлекает его за собой в сторону выхода в коридор, уже по пути предлагая ему альтернативу арканумской кофейне.
– Вы совсем не кажетесь мне странным, и уж тем более я не считаю вас маньяком, -  произносит она, мысленно забавляясь над сложившейся ситуацией, ведь если он вампир, то совсем обычным его вряд ли можно назвать. Как, впрочем, и ее саму. - Но все же давайте начнем с какого-нибудь заведения в Валенштайне. Эммм… - Девушка мысленно перебирает все известные ей кафе и клубы, но потом решает, что лучше пусть уж он сам выберет. – Любое заведение на ваш вкус, идет? – Она поворачивается и лукаво смотрит на Дэвида. – А по дороге вы мне расскажете о том, что именно вы рисуете. И может быть, я сумею вас уговорить нарисовать мой портрет?

-Если не нравится ангел, могу называть богиней. Но ваша красота, в любом случае не человеческая,- с веселой улыбкой произнес Дэвид, и конечно можно было бы расценить это как шутку. Собственно он отчасти в таком свете это и выставлял собственной улыбкой, но сам он был более чем серьезен. Конечно, он знал, что красота – вещь весьма относительная и субъективная, и на вкус и цвет все фломастеры разные. Для кого-то «гений чистой красоты» может выглядеть совсем иначе, а Эвелин показаться лишь просто миленькой девушкой. Но «Идеал» женской красоты Дэвида Миллера сейчас стоял перед ним, на расстоянии вытянутой руки. Бывает у вас такое, вы видите что-то невероятно красивое, от чего в душе щимит, так сильно, что даже прикоснуться страшно? Быть может нежный цветок или бабочка, что могут повредится от самого легкого прикосновения? Что-то подобное чувствовал сейчас и Дэвид. Девушка казалась ему не только невероятно красивой, но так же и кристально чистой и невинной. И в этом мгновение, себя самого он почувствовал очень грязным и порочным. Не то, что бы подобные эпитеты были ему неприятны, скорее уж наоборот – ругать общепринятые морали – вообще для него было одним из любимых занятий. Показаться в чьих-то глазах беспринципным и невероятно порочным – казалось ему просто забавным, не более. Но сейчас? Сейчас он казался себе большим, неуклюжим троллем стоявшим перед прекрасным цветком, и чувствовал, что коснувшись, может по меньшей мере испачкать его, а скорее даже, полностью испортить. В какой-то момент ему в голову даже пришла странная и дикая мысль, как можно скорее уйти и более никогда не показываться на глаза этой девушке. Тихо любоваться со стороны, вдохновляясь и умиляясь, и не более. Впрочем, он прекрасно понимал, на сколько это глупо. Вообще ситуация порождала в его голове не только эту проблему. Вот например, сейчас он четко осознавал, что ни за что не станет заглядывать в эту милую головку, разве что это будет вопрос жизни и смерти. Почему? Дэвид был старым и циничным вампиром, немного разбиравшемся в жизни, и в людях. Несколько минут назад он воспылал стратью не только к молодой девушке, но и образу, который создало его подсознание. И так же, как он боялся «испортить» прикосновением предмет своей страсти, так же он боялся испортить и этот образ, прикосновением к ее мыслям. Лучше, пусть отчасти он витает в иллюзиях, чем рискнет разрушить это волшебство. Такие вещи он весьма ценил, возможно, более чем что-то иное в этой мире.
-Вот и отлично. Правда я не совсем уверен, есть ли на территории университета достойый кофе, тут пожалуй вам виднее. Но можно куда-нибудь поехать, а то и вовсе на Арканум, я знаю там великолепную кофейню. А делов, то, в общем, пол часа на самолете,- вампир осознавал, что все еще странно себя ведет. Скорее даже не так, он чувствовал себя, будто ему всего лет шестнадцать, и теперь он такой же неопытный и неуклюжий, будто и не было у него за спиной многолетнего опыта общения с дамами. Впрочем, с богинями у него действительно не было опыта, так что все логично.
-Прошу прощения, я кажется, совсем забыл о манерах. Но, в каком-то смысле, это вы в этом виноваты. Дело в том, что я художник, перед глазами которого сейчас самая невероятная и восхитительная муза, что он встречал в своей жизни. И все остальное кажется таким не важным... Но простите, кажется, меня немного несет. Меня зовут Дэвид Миллер, но зовите меня просто Девидом. И я передать вам не могу, на сколько я рад нашему знакомству. Наверное, я вас сейчас кажусь, по меньше мере, странным? А то и вовсе каким-то маньяком? Но на самом деле, просто пытаюсь быть искренним,- впрочем, восхищение, которое то и дело проскальзывало в словах вампира, без труда читалось и в его выражении. Причем, это все же было не выражение юношеского вожделения, увидевшего полуобнаженную красотку, нет. Было в нем что-то одухотворенное, как бы странно это не звучало в адрес старого пройдохе, обильно сдобренное творческой рассеянностью человека, испытывающего сильное вдохновение.
-И ничего удивительного, что вы меня тут раньше не видели, я тут не работаю и не учусь, и бываю тут крайне редко. На самом деле, просто зашел по просьбе друга, который сейчас весьма далеко, посмотреть кое какие данные, которых, представьте себе, не окзалось в интернете. И так бывает, оказывается.

В конце декабря в Валенштайне было очень холодно и пасмурно, а вокруг преобладали, в основном, серые, совершенно унылые краски. Свинцовое небо, затянутое низкими серыми тучами, грозно нависало над городом, хлестал холодный дождь, а ледяной ветер, казалось, пронизывал чуть ли не до костей. Такая ненастная погода могла вогнать в тоску кого угодно, но только не Эвелин. Вампирша, сидевшая сейчас за рулем своего автомобиля, мчавшегося по мокрому асфальту на предельно допустимой скорости, довольно улыбалась, прислушиваясь к ровному гулу мотора и наслаждаясь ощущением необыкновенной свободы.
Машина была точной копией той самой, на которой Эвелин разбилась почти два с половиной месяца назад. Подробностей аварии девушка не помнила, так как сразу потеряла сознание и очнулась уже только в больнице, дальше был удивительно быстрый период реабилитации, и когда Эвелин уже была готова поверить в чудо, выяснилось, что автокатастрофа – это не самое страшное, что с ней произошло. Чья-то дурная шутка, коварный замысел или нелепая случайность – Эвелин до сих пор не знала, по какой причине в больнице оказалась кровь вампира, которую ничего не подозревавшие врачи перелили своей пациентке, впрочем, это уже не имело ровным счетом никакого значения. Эвелин стала вампиром и была вынуждена смириться с этим фактом. Когда эйфория от перспективы жить вечно и никогда не утратить молодость немного поутихла, выяснилось, что новый статус принес за собой массу проблем, страхов и тревог, от которых Эвелин удалось избавиться с огромным трудом. Шаг за шагом она упорно возвращала себе прежнюю жизнь: училась контролировать жажду, привыкала к новым способностям, перестала бояться причинить боль окружающим ее людям, вернулась домой и возобновила учебу в университете. И словно подводя итог под своими страхами, оставшимися в прошлом, Эвелин пару недель назад отправилась в салон и купила себе новую машину. После аварии она очень долго боялась садиться за руль, однако теперь никакие катастрофы ей были больше не страшны, и это был еще один плюс новой ипостаси. Родители, увидев возле дома серебристую машину, как две капли воды похожу на ту, что едва не лишила их единственной дочери, разумеется, пришли в ужас – мама, кажется, даже прослезилась, а отец сгоряча пообещал заблокировать банковский счет. Впрочем, оба быстро остыли, глядя на счастливое лицо дочери, отец про свою угрозу забыл, и только мама каждый раз, когда видела, что Эвелин собирается куда-то ехать, просила ее быть осторожной. Девушка обещала, что будет идеальным водителем, медленно выезжала со двора, затем так же медленно проезжала по улице, но стоило ей только скрыться из вида, как машина тут же разгонялась до максимума, давая Эвелин возможность полнее прочувствовать, как же это хорошо – быть свободной от нелепых страхов. Жизнь определенно была прекрасна, и с некоторых пор это ощущение не покидало Эвелин.
Блестевшая от дождя дорога сделала новый поворот, и вдалеке показалось здание Исторического университета – конечной точки путешествия девушки. Несмотря на необходимость периодически пить человеческую кровь, появляющиеся клыки и вечную молодость, в глазах преподавателей Эвелин была самой обычной студенткой, а потому маячившая на горизонте сессия накладывала на нее вполне стандартные требования, и чтобы им соответствовать, сегодняшний день ей придется провести в библиотеке. Припарковавшись на стоянке, Эвелин выскользнула из салона машины и, запахнувшись в куртку, быстрым шагом направилась внутрь здания. Встретив по дороге в библиотеку массу знакомых и друзей, кого-то просто поприветствовав, а с кем-то перекинувшись парой-тройкой фраз, улыбающаяся и словно сияющая изнутри Эвелин, наконец, переступила порог читального зала и замерла на месте. На ее губах все еще блуждала легкая полуулыбка, когда вампирша почувствовала что-то очень странное, а потом мир вокруг нее словно раскололся на мелкие кусочки, из которых начала складываться совершенно новая реальность. Книжные стеллажи, столы, шкафы, люди, несколько декоративных пальм в больших напольных вазонах – все это расплывалось и исчезало, и Эвелин оказалась в совершенно другом помещении. Это место было похоже на галерею, которая, казалось, была бесконечной, по крайней мере, Эвелин не видела выхода из нее, но прежде чем она успела это хорошенько рассмотреть, на стенах начали появляться картины. Одна, вторая, третья… Кажется, их невозможно сосчитать, и на каждом полотне Эвелин видит свое изображение. Вот она улыбается неизвестному, но, безусловно, талантливому художнику, решившему ее запечатлеть на холсте, вот она же, но уже с совершенно серьезным видом, а чуть дальше она корчит смешную гримаску, а на той картине, что чуть выше… Везде она. Только она. Эвелин беспомощно оглядывается по сторонам, это место похоже на храм, где ее возвели в ранг божества, где перед ней преклоняются, воспевают каждую черточку ее лица и боготворят каждый взгляд. Это ее одновременно пугает и завораживает, приводит в восторг и заставляет сердце бешено биться в панике, но спустя несколько мгновений эта удивительная реальность вновь раскалывается на отдельные кусочки, словно пазл, складываясь в привычную картину. Растерянная Эвелин снова видит читальный зал, в котором провела много времени за четыре года учебы, она больше не одна – кто-то проходит рядом и даже кивает ей, а с картин, висящих на стенах, на нее сурово взирают деятели науки и искусства, и искать среди них изображение миловидной улыбчивой блондинки совершенно напрасно.
Будучи все еще под впечатлением от увиденного, Эвелин с трудом приходит в себя, пытаясь понять, что же только что с ней произошло. Сейчас она точно уверена в том, что это видение ей никогда не забыть, но по мере того, как шок постепенно начинает проходить, Эвелин понимает, что лучше ей уйти отсюда. Она явно сейчас не в лучшей форме, если ей такое мерещится, но стоит только блондинке повернуться к выходу, как рядом оказывается какой-то мужчина, и, услышав его слова, Эвелин останавливается.
- Ангелом меня еще никто не называл, - с улыбкой произносит она, поднимая взгляд на собеседника.
Эвелин очень приятно слышать такой комплимент, но меньше всего ей сейчас нужно идти пить кофе с человеком, а потому нужно тактично отказаться и… Стоп! Вежливые слова так и не успевают сорваться с губ, когда Эвелин, наконец, осознает, что именно показалось ей странным, едва она только вошла сюда. Здесь присутствует еще один вампир, и, кажется, именно он сейчас стоит рядом с ней. Эвелин еще раз внимательно оглядывает мужчину, он красив, у него открытое лицо и уверенный, располагающий к себя взгляд, но, к сожалению, ни одно из этих качеств не может подтвердить ее догадку, а молодая вампирша, все еще не пришедшая в себя после посещения иллюзорного храма, уже ни в чем не уверена. Впрочем, загадка лишь распаляет ее любопытство, а эмоции, которые от него исходят и которые она в состоянии распознать, явно положительные, и Эвелин решается.
- После таких слов отказаться просто невозможно, так что с удовольствием принимаю ваше предложение выпить кофе. – Она мягко улыбается и тут же спохватывается, вспомнив о хороших манерах. – Меня зовут Эвелин Рассел, - представляется она и  добавляет, - я учусь здесь, но вас вижу впервые, мистер… - Эвелин делает многозначительную паузу, не зная, как к нему обратиться и ожидая, что мужчина сейчас исправит это досадное упущение.

Это был очередной серый день, коими были наполнен последний месяц прибывания в Валнештайне. Дэвид никогда не питал сильно теплых чувств к этому городу, а уж в это время года – и подавно. Тем не менее, его то и дело сюда заносило, и ни смотря ни на что, с этим городом было связанно довольно много любопытных воспоминаний. Сейчас он снова застрял в этом городишке, по большей части из-за своих любимых внуков, которые пустились в весьма сомнительную авантюру. Впрочем, весьма в духе самого Дэвида, и до некоторой степени было странно, что он к ним не присоединился. Так или иначе, он верил в Леонарда и Имирэ, верил что если его сын все еще жив, то они точно найдут его. А его скептическое отношение к делу – будет только мешать. Ведь Дэвид верил что настрой в любом деле – это чуть ли не самое важное. Кроме, конечно же, объективных вещей. А может все дело было в чувстве вены, которое он закопал глубоко-глубоко, спрятав не только от мира, но и от самого себя. И теперь, до некоторой степени, страшился возможной встречи с «мертвым» сыном.
У Дэвида была одна черта, присущая оптимистам – он никогда не сожалел о содеянном, всегда не оглядываясь двигался вперед. Но эта темная страница его, уже далекого прошлого, все же выпадала из этого правила. Страница, в которой один из его сыновей, убивает другого его сына, где родные братья вступают в кровавую войну за власть, на которую сам он так легко наплевал. Он помнил как это было очень хорошо. Гилиан убили, женщину, которую, как ему казалось, он безумно любил, его супругу. Конечно, он отомстил, но потом? Долгий траур был не в духе Миллера, но все ему напоминала о его бывшей спутнице жизни, клан весь Черный Дракон, который они создали вместе, его дети и все остальные. Власть начала по настоящему тяготить его. И он ушел, просто исчез, растворился во мраке ночи, зная что все осталось в надежных руках Роланда. Кто же мог знать, что его первенец, внебрачный сын Матиас окажется столь вероломным? И все таки Дориан считал, что должен был знать, должен был предусмотреть. С тех пор прошло восемьсот лет, история давным-давно забылась. Но теперь, когда дети Роланда, его внуки, решили, что их родители и старший брат вовсе не мертвы, а лежат где-то в соленых гробах, и желают их отыскать, неприятные воспоминания снова всплыли в голове основателя Черного Дракона. И это вызывало в душе Дэвида весьма смешанные чувства. Так или иначе, он остался в Валенштайне, присматривать за делами Леонарда, а заодно его ненаглядной Александрой. Дэвид чувствовал, на сколько важна для Леонарда эта девушка, а потому действительно присматривал за ней, при этом держась по возможности на расстоянии.
Накануне вечером, Имирэ позвонила Дэвида и попросила проверить кое какие архивы, которые по ее мнению находились в библиотеке Исторического Университета. По ее голосу было очевидно, что они наткнулись на очередной разочарование, и не стал ничего расспрашивать, просто согласился помочь.

Да, как я уже говорил, день был серым и унылым, Дэвид проснулся еще до полудня и мрачный, отправился в Университет. Впрочем, оказавшись на территории учебного заведения, мало по малу пришел в хорошее расположение духа, свойственное ему куда больше. Все дело было в атмосфере молодости и окружавших его эмоциях. К тому моменту когда он добрался до просторного читального зала, на его лице уже играла легка улыбка. Даже неудача с поиском нужной его внучке информации, не слишком его расстроили его. Конечно же, эгоистичная натура Миллера вязала верх, и он не стал звонить Имирэ, не желая слушать ее унылый голос, а вместо этого отправил ей подробное сообщения о результатах через свой смартфон.
Встав и потерев затекшую шею, он направился к выходу из зала, украдкой подумывая о том, а не соблазнить ли ему какую-нибудь молодую студентку, когда это произошло.

В начале он просто почувствовал присутствие вампира, причем, на сколько он мог судить, довольно молодого и неопытного. А потом она появилась в дверном проему и он замер. Замер, не в силах пошевелиться и даже вздохнуть, буквально цепенея. Такое было с ним не в первые, впервые это случилось чуть больше десяти веков назад, когда он впервые увидел Гилиан. И спустя месяц он уже играл свадьбу, ни минуту не задумываясь о последствиях, предварительно выкрав ее из родного дома. И на протяжении всего времени, что они провели вместе, она неизменно оставалась его музой. Что-то подобное, хотя и не столь ярко, случалось с ним и в последствии. В последний раз, около четырех веков назад, на Эросе. 
Но сейчас? Мир вокруг померк и кардинально изменился сам собой, он не прилагал к этому никаких усилий. Сейчас в его голове был лишь один едиснвтенный образ, единственное существо, которое он не кривя душой, мог назвать идеальным. Золотоволосы ангел, зеленые глаза, ее изящная походка и нежная кожа, легка улыбка на чувственных губках... Ангел, совершенство, божество. В это мгновение Дэвид не мог подобрать эпитетом, что бы описать свое отношение к девушке. Все что он мог, и что делал, по сути, интуитивно – это весь свой ресурс опытного абсолюта тратить на то, что бы представить себе некую бесконечную картинную галерею, где множество Дэвидов Миллеров тот час же начали пытаться запечатлеть образы девушки в виде картин. Сколько это длилось, быть может миг, а может вечность?
Впрочем, скорее всего, лишь несколько минут, в течении которых вампир стоял посреди зала, замерев в не слишком естественной позе, с широко раскрытыми, поблескивающими глазами, слегка отливавшими золотом, и не то, что не шевелился, а даже не дышал.
И все таки эти долгие минуты, казавшиеся вечностью истекли, и он напоследок пронесся по галерее созданной в собственном воображении, и кажется, даже, неосознанно послав на мгновение этот образ в голову девушки, «очнулся».
Наваждение исчезло, да не совсем. Девушка все еще казалась ему ангельски красивой, и сейчас он осознавал, что это уже не пройдет. Не в ближайший век-другой. Все еще оглушенный происходящем, и осознавая, что соображает довольно плохо, он сделал несколько шагов на встречу ангелу, и с немного глупой улыбкой произнес.
-Добрый день, Ангел. Я рискую показаться по меньшей мере странным, но учитывая какое потрясение во мне вызвала ваша красота, вы просто обязаны позволить вас угостить, хотя бы чашечкой кофе.